Михаил Серегин - Киллер рядом – к покойнику (Сборник)

– Так-то оно так, – пробасил Кашалот, – только этот Свиридов прошел слишком хорошую школу. Да он в первый же день в СИЗО отправил в реанимацию Леху Черепа, даром что тот КМС по боксу и отморозок, каких поискать! У него до сих пор речь не восстановилась… язык ворочается, как дерьмо в заднице при запоре. Ни бэ ни мэ…

– У него с речью и раньше не ахти было, – заметила Алиса.

– Но сейчас-то совсем никак. Говорят, у этого Свиридова удар правой, как у лошади копытом. Ну, еще бы… я как прочитал его досье, из Москвы привезенное, так ахнул! Такой букет, е-мое! Даже в федеральном розыске был… и Интерпол на уши ставил!

– Да, ты такой чести не удостоился, – холодно сказала Алиса. – В общем, так: когда суд закончится, а после того, что я скажу завтра, он может закончиться только с одним исходом… так вот, сразу после этого я покидаю Калининград. Понятно?

Котов поднял на нее задумчивый взгляд и только после довольно длительного молчания заговорил:

– И все-таки я до конца не понял: зачем ты сдаешь Свиридова, если почти полтора месяца его защищала? Ведь я почти уверен, что ты сама точно не знаешь, кто стрелял в Лену.

– Не удивлюсь, если и сама Смоленцева! – сказала Анжела, но ее не услышали.

– Сложно ты стал разглагольствовать, Котов, – отозвалась Алиса. – Даже на человека стал больше похож. А что касается меня и Володи… так его дело все равно пропащее. А я не жена-декабристка, чтобы за своим благоверным идти на каторгу и на смерть. И еще… мне все надоело, – хрипло и громко проговорила она. – Надоел этот город, где в каждом углу торчит по твоему бандиту! Я хочу вырваться отсюда любой ценой, слышишь… любой ценой!!! Ты меня понимаешь, Филипп?

– Да, – серьезно ответил тот. – У тебя все?

– Все.

– Хорошо. Нет времени на раздумья… я принимаю твое предложение.

– Только… только дай мне слово, что я… что я уеду из этого города живой.

Котов рассмеялся:

– Ну, такое слово ты проси у бога! А что касается меня… – он сразу посерьезнел, – так я даю тебе слово в том, что если что с тобой случится, то ни я, ни мои люди не будут к этому причастны. Но это все при условии, если ты скажешь то, что обещала.

Скорчившаяся на диване Анжела буквально позеленела, услышав этот спокойный, равнодушный голос человека, который умеет держать свое слово.

– Скажу. Боюсь, что некоторое из того, что я расскажу на суде, тебе не понравится. Но ничего… послушаешь. Потому что все это правда, – тихо сказала Смоленцева, вставая. – Все остальное – завтра.

Котов окинул взглядом ее великолепную фигуру, затянутую в узкое платье, с короткой накидкой на изящных плечах, подался в ее сторону всем телом и сказал, уже не пряча в глазах огоньки откровенного желания:

– А если хочешь поговорить конкретнее… так давай поднимемся наверх.

«Как раньше», договорили его красные похотливые глазки. Алиса прекрасно поняла, что он хотел сказать этими словами и этим липким, зазывающим тоном… Ее передернуло от отвращения при одной мысли о том, что с этим человеком она не так давно, до нового появления в ее жизни Влодека…

– Нет, не надо! – срывающимся голосом быстро сказала она и, повернувшись, вышла из кабинета Котова…

– Какие же вы, мужики, скоты!

Котов обернулся: Анжела, бледная, как мел, с трясущимися руками, стояла в двух метрах от него и смотрела самым презрительным и яростным взглядом, который только можно представить у ущемленной в самых светлых чувствах женщины. …А самые светлые чувства у Анжелы Котовой всегда были жадность и тщеславие.

– А ты, Котов, так и вообще последний осел, если позволяешь облапошить себя этой пиз… шала… этой драной сучке! – наконец нашла достойный эпитет для Смоленцевой мадам Котова.

– В чем дело?

Котов поднялся и, развернувшись градусов этак на сто, пристально посмотрел на разгневанную жену. То, что он поздним вечером лишний раз оторвал свою толстую задницу от дивана, выглядело из ряда вон выходящим явлением…

– В чем дело, ты спрашиваешь… В чем дело?! А в том, что тебя доят, как последнего козла! Впрочем, ты и есть козел… уставился на эту стерву! Только и думаешь, как бы ей засадить поглубже, а Свиридова засадить на подольше… этак на «пожизняк»! А тебя просто доят!

Бесспорно, козлы не являются самым лучшим дойным скотом, но Котов не разбирался в сельском хозяйстве, и потому лексика жены и особенно ее тон произвели на него достаточное впечатление.

– Ты о чем? – быстро спросил он.

– Ты думаешь, что она хочет сдать Свиридова только для того, чтобы спасти свою шкуру и избавиться от долгов?

– Да, а что? – тревожно проговорил Котов. В словах пепельно-бледной Анжелы, которая, кажется, переступила грань, за которой начинает фонтанировать откровенная истерика, ему почудилось что-то зловещее.

– А то, что она, наверно, просто обнаружила «лимон», который надо было делить на четырех человек… и теперь хочет кинуть Свиридова… выключить его из числа… из числа… – Анжела задыхалась, – из числа пайщиков, как Лену и…

Тут она осеклась, очевидно, поняв, что в пылу гнева сказала лишнее.

Но Котов подскочил к жене и, схватив ее за руку так, что она вскрикнула от боли, проговорил медленно и тихо:

– Что ты сказала?

– Я… отпусти, мне больно…

– Что ты сказала про миллион и четырех пайщиков? Что ты сказала?!

Анжела попыталась было вырваться, но в пухлых пальцах Котова была немалая сила: сейчас эту хватку, думается, не сумел бы разжать даже Владимир Свиридов.

Котов буравил жену пронизывающим взглядом налившихся кровью маленьких бычьих глазок и тяжело, с присвистом, сопел, ожидая ответа.

И Анжела поняла, что если будет молчать и дальше, то от Филиппа Григорьевича можно будет ожидать что угодно.

– Я сказала, что Смоленцева хочет обмануть тебя. Вероятно, сейчас тот самый миллион, который ты заплатил за выкуп Лены, у нее. Она нашла, куда его спрятал Свиридов, и решила ни с кем не делиться. Может, он сам сказал, куда его спрятал… доверял ей… Нашел, кому доверять… – Котова попыталась было рассмеяться, но вместо этого из ее горла вырвался резкий каркающий звук, словно разодравший ей гортань.

Котов в бешенстве тряхнул жену еще раз:

– А что ты сказала про четырех пайщиков… и про Лену? А? Говори, паскуда!

Анжеле стало страшно – в таком чудовищном гневе она еще никогда не видела мужа.

– Все было не так… ты не понял…

– Каких пайщиков? – тихо и внятно проговорил он. – Ты что-то говорила о четырех пайщиках, которые должны были поделить между собой миллион. Свиридов, Смоленцева… и… ты сказала, что Лена…

Анжела перебила его – она поняла, что если сейчас не перебьет, то уже не посмеет перебить и он будет говорить до тех пор, пока не припечатает ее этими падающими как свинец тяжелыми словами…