Михаил Серегин - Контрольная молитва

– Ты, бля, допрыгаешься, поп! – рассвирепел невидимый. – Я тебе твою бабу точно по частям скину! Ты узнаешь, как со мной воевать!

– А ты из себя лучше крутого не строй! – гнул свое священник, продвигаясь все ближе. – Войной грозишь, а имени не назвал, да еще и бабой моей прикрываешься! Сколько живу, а такого «крутого» в первый раз вижу!

Повисла пауза. Те, что спрятались теперь в летней кухне, явно растерялись. Они боялись его заранее, еще до того, как сюда пришли, – это было видно по всему… Очень сильно боялись, но они не ждали такого психологического перевеса.

– Много берешь на себя, поп! – наконец отозвался неизвестный. – Я к тебе не в гости пришел!

– Вестимо, не в гости! – усмехнулся священник. – «Кто не дверью входит во двор овчий, но перелазит инде, тот вор и разбойник».

Снова повисла пауза.

Все это время отец Василий беспрерывно просчитывал события. Но картина получалась странная и совершенно необъяснимая. Он был уверен, что эти незваные гости напрямую связаны с теми, «утренними» бойцами. Но «утренние» его не шибко боялись, а эти боятся. А самое главное было в том, что он не верил, что столько шума поднялось из-за единственного короткого визита того «человека из прошлого» в храм.

И те и другие почему-то считали его то ли агентом, то ли информатором УВД, но, даже будь он трижды агентом, столько шума, сколько поднялось, быть не должно! Не тот масштаб! Не происходит в Усть-Кудеяре ничего, что могло вызвать такой резонанс в криминальном мире!

Он уже подошел к летней кухне достаточно близко, но что делать дальше, было неясно. Стоящее на сваях строение возвышалось над землей метра на полтора, окна расположены удобно, зона обстрела прекрасная. Ему их оттуда вовек не выкурить, разве что через крышу. Дверь надежная, не выбить, да и крыльцо слишком хлипкое, чтобы, стоя на нем, пытаться победить толстенную дубовую дверь. Да и не успеет он Олюшку вытащить, просто по времени не успеет… но и медлить ведь нельзя!

Он уже видел, к чему приводит нерешительность! Давно, еще в той жизни. В 1993-м…

В то, что уголовники смогли захватить СИЗО, никто поначалу не поверил. Нет, выехали они сразу, ведь тревога есть тревога… Но все равно не верили, думали, учебная. И только когда отряд занял боевые позиции, стало ясно, что это не сон.

Как выяснилось позже, сработали два фактора: продажность и самоуверенность персонала. Точнее, некоторой части персонала. А началось все с передачи в камеру наркотиков, разумеется, за деньги, и за приличные, надо сказать, деньги!

Сначала уголовники разоружили зашедшего в камеру якобы для проверки прапорщика и отобрали у него ключи. Чуть позже, но почти параллельно с этим, другой уголовник захватил в заложницы медсестру. Молодой охранник растерялся, и события начали напоминать снежный ком.

Когда их взвод прибыл на место проведения операции, охрана ситуацию внутри не контролировала. Насколько можно было судить, живых работников СИЗО внутри уже не осталось, кроме двоих: молодого охранника и медсестры.

Их насиловали по очереди, в диспетчерской, у пульта громкоговорящей связи, чтобы менты знали, у кого теперь власть.

Не задержись начальник УВД с приказом, ребят еще можно было спасти. Но босс слишком долго, минут десять, не мог поверить, что уже не контролирует ситуацию.

Ребята во взводе, в котором служил тогда Михаил Шатунов, подобрались стоящие, и заложников освободили через три минуты после начала штурма. Но было слишком поздно. Медсестра умерла по дороге в больницу, а у парня крепко съехала крыша. По крайней мере, даже через год, когда Михаил перевелся в Москву, того из больницы еще не выпустили. Так что, Михаил… то есть отец Василий, слишком хорошо знал, чем оборачивается замедленная реакция и нерешительность.

– Слышь, поп! – раздался из летней кухни голос. – Щас с тобой баба твоя будет говорить! Она тебе щас все объяснит! Ты послушай.

Наступила мучительно долгая пауза – видимо, Ольгу подводили к окну. Отец Василий непроизвольно напрягся, и его заложник застонал – ему было очень больно.

– Батюшка, – услышал он тихий и какой-то странно болезненный Ольгин голос. – Вы меня слышите?

– Конечно, Ольга, – холодно откликнулся он, не рискуя проявить в голосе даже оттенок привязанности.

– Делайте все, как сами решите…

В воздухе повисла тишина.

– Они вас боятся, батюшка, – после паузы неожиданно продолжила Ольга. – Поэтому и злятся. Поговорите с ними, а я за вас помолюсь.

Наступила тишина, настолько глубокая, что, когда кто-то из бандитов хмыкнул вполголоса: «Вот дура…», это разнеслось по двору, как по концертному залу.

Отец Василий прекрасно понимал, что Ольга права, а значит, нужно вступать в переговоры.

– Они ведь не верят, – на секунду усомнился он в пользе переговоров. – Как с ними разговаривать?

– Тем более что не верят, – откликнулась Ольга.

Священник прижал свое живое прикрытие покрепче к груди, но понял, что это ненадолго. Парень периодически терял сознание, а постоянно таскать за собой девяносто килограммов отцу Василию не улыбалось.

– Выходите кто-нибудь, поговорим… – предложил он.

Внутри летней кухни зашушукались.

– Не бойтесь, я никого не трону, – умиротворяюще заверил поп.

Кто-то в летней кухне нервно хихикнул.

– Давайте по-хорошему, – предложил отец Василий. – Никто никому не угрожает, никто никого не трогает… Просто пусть кто-то выйдет, и мы все обсудим.

– Не много ли на себя берешь? – зло откликнулся изнутри старший, но уверенности в его голосе не было.

– Да ничего я на себя не беру, – отмахнулся священник. – Просто надоели все эти «пугалки». Я уже не в том возрасте, чтобы доказывать, кто самый крутой. Да и вы – не пацаны…

– Надо же, заметил, наконец! – злорадно гоготнул изнутри старший.

– Давай, выходи, – устало предложил священник. – Поговорим.

Люди внутри летней кухни стихли, потом начали яростно перешептываться и снова стихли.

– Я иду! – громко оповестил старший. – Стой, где стоишь! Дернешься, считай, что баба твоя – труп! Ты все понял?!

– Да, я все понял. Выходи – жду.

Старший копошился нестерпимо долго – словно готовился к войне.

«Мертвый я им не нужен, иначе стали бы стрелять сразу, – прикидывал отец Василий. – Значит, им нужна какая-то информация, связанная с тем прихожанином, погибшим сегодня утром. А значит, и теперь стрелять никто не будет».

– Я иду! – снова напомнил старший.

Заскрипели доски, и на крыльце летней кухни появилась темная фигура. В темноте наступившей ночи отец Василий смог разглядеть, что мужчина высок и крепок. Вместо лица в наступивших сумерках виднелось только бледное расплывчатое пятно. Мужчина осторожно сел на верхнюю ступеньку крыльца, так, словно опасался, что она взорвется. Подходить ближе он явно не собирался. Отец Василий опустил на землю окончательно вырубившегося служившего ему прикрытием бугая, а сам присел рядом.