Михаил Серегин - Основной инстинкт

Мать тащила ее за собой, заставляя повторять свою судьбу. Веру это не столько пугало, сколько вызывало у нее отчаянную скуку. У нее все чаще возникало желание предоставить мать саму себе, забыть о ней на пару недель и приехать тогда, когда все уже будет кончено. Но решиться на это она не могла и продолжала приходить каждый день, менять изгаженную постель, обмывать преющее тело и делать ей уколы в вены, на которых уже не осталось живого места. А кроме того, приходилось еще мотаться по Москве в поисках героина, и это отнимало не только кучу денег, но и огромное количество времени.

Может быть, и лучше было бы покончить с этими мучениями сразу, облегчив свою жизнь и фактически выполнив желание матери, в глазах которой она все чаще читала мысль о смерти, но Вера продолжала поддерживать в матери угасающую жизнь, боясь сделать необратимый шаг. Что-то удерживало ее от такого шага, хотя она и не могла бы объяснить самой себе, что именно.

Вера привыкла к странному сочетанию любви и ненависти, которое она испытывала к матери, и не могла теперь решиться разрушить его, боясь, что останется одно страдание. И она вновь и вновь возвращалась в квартиру матери, выслушивала ее стоны и проклятья и окуналась в ее ненависть ко всему миру и к ней самой, поскольку стала заменять для матери весь мир.

Героин неумолимо делал свое дело – убивал мать и разрушал Верин достаток, съедал большую часть ее бюджета. Долго так продолжаться не могло. Сделав укол матери, Вера с двойственным чувством смотрела, как у той по иссохшему лицу расплывается блаженная улыбка, и ей хотелось вновь набрать в шприц наркотик и сделать еще один укол, после которого мать больше не очнется. Но чувство родства с этим полутрупом сковывало ей руки словно стальными наручниками, мать была какой-то частью ее самой, и убийство матери стало бы для Веры самоубийством.

Вера прекрасно помнила рассказы матери о мужчинах и о том, каким должен быть настоящий мужчина, которых мать, по ее словам, перевидала за годы своей работы в Москве немало, но который Вере так ни разу и не встретился. Это было еще одним постоянным источником ее душевного дискомфорта. Не верить матери в том, что такие мужчины существуют, Вера не могла. Мать была для нее непререкаемым авторитетом во всем, что касалось взаимоотношений мужчин и женщин. Но и поверить в то, что такой мужчина не встретился ей до сих пор по чистой случайности, Вера тоже не могла, она чувствовала, что это было бы самообманом. И она терзала себя мыслями о том, что она какая-то неправильная женщина, что в ней есть какой-то дефект, из-за которого настоящие мужчины ее избегают, и ей приходится довольствоваться тем, что есть, закрывая в постели глаза и представляя, что она в руках того самого, истинного мужчины, который не раз являлся ей в воображении.

И тогда она чувствовала себя настоящей женщиной, частью идеальной пары. Она в какие-то моменты понимала даже, что такое любовь к мужчине. Но только до тех пор, пока опьянение обманом не проходило и она не осознавала, что лежит в постели с очередным слабым и жалким существом, которое лишь номинально может называться мужчиной. Ей встречались лишь самцы, а не вожаки, лишь солдаты, а не генералы, и она склонна была винить в этом саму себя.

Ее угнетала мысль о том, что она не сможет пережить тех мгновений, которые когда-то переживала ее мать в руках настоящего мужчины, не сможет довериться ему и почувствовать себя слабой и маленькой, не сможет отказаться от того, чтобы вновь одержать верх над мужчиной и не заставить его подчиниться ее воле. Это рождало в ней ощущение собственной неполноценности, и Вера жестоко страдала от этого ощущения. В такие моменты желание убить мать становилось настолько сильным, что Вера едва сдерживалась, чтобы не осуществить его. Она просто оставляла мать и уходила из квартиры, чтобы не поддаться искушению.

…Когда успокоенная героином мать перестала стонать, Вера вздохнула и поднялась со стоящего рядом с ее кроватью стула. Бессвязное бормотание начало затихать, мать вот-вот должна была заснуть.

«Хоть бы ты заснула навсегда! – подумала Вера. – Сколько можно меня мучить?»

Она поправила одеяло на груди матери и решила, что можно отдохнуть и ей. Она сидела возле матери уже минут десять, столько же готовила укол, за все это время из соседней комнаты до нее не донеслось ни звука. Мужчина, которого она привела с собой в эту квартиру, наверняка уже спал.

Вера чувствовала волнение, едва начинала о нем думать. Она была уверена, что его появление означает изменение в ее жизни. До этого момента жизнь шла по накатанной колее, словно катилась по рельсам, проложенным кем-то заранее, кем-то, кто давно рассчитал Верину жизнь и лишь толкал ее в нужном направлении. От нее самой словно ничего и не зависело.

Сегодня она сделала поступок, который может, нет, который должен будет изменить ее жизнь. Она не знала, что именно произойдет, но что-то обязательно должно было произойти. Что-то, что сделает ее свободной и даст ей возможность самой решать, как ей жить дальше. И это будет связано с тем человеком, который спал сейчас в соседней комнате.

У Веры появилось ощущение, что она видит сквозь стену, настолько ясно она представила лежащего на ее кровати мужчину, который, как она представляла, заснул одетым.

Войдя в свою спальню, она улыбнулась, оттого что совершенно точно угадала даже позу, в которой он лежал, – не раздевшись, в своей джинсовой куртке, одна рука лежит на груди, вторая так и осталась засунутой в карман, словно он ее оттуда вообще никогда не вынимает.

– Одетыми спят только бомжи! – заявила Вера спящему мужчине и начала расстегивать его куртку. – Кто же так отдыхает?

Она даже не подумала о том, что он может проснуться, настолько крепко он спал. Вера долго пыталась вытащить из кармана куртки его руку и, вытащив наконец, без всякого удивления обнаружила в ней пистолет. У такого мужчины, как он, обязательно должно было быть оружие.

Однако разжать сжимающую рукоятку пистолета ладонь ей не удалось, пальцы не хотели разгибаться и выпускать оружие. Хорошо, обшлага рукавов были на пуговицах, и ей удалось, стащив куртку с его плеч, протащить пистолет через рукав.

Куртка показалась ей чрезвычайно тяжелой. Она без всякого смущения исследовала ее карманы и обнаружила в них еще два пистолета, и уж тут-то она немало удивилась. В ее преставлении пистолет ассоциировался с образом настоящего мужчины, одного из тех, о ком рассказывала когда-то ее мать. Но сразу три пистолета! В этом было что-то избыточное, ненатуральное.

Это была загадка, над которой Вера даже не стала ломать голову, поскольку знала, что не сумеет ее разгадать. Как слово на незнакомом языке – его можно прочитать и даже написать самой, но что оно означает, понять все равно не удастся до тех пор, пока не найдешь его в словаре.