Михаил Серегин - Основной инстинкт

За последние месяцы она так измучилась со своей больной матерью, которая не вставала с постели уже несколько лет и держалась только на наркотиках, что каждый день готова была сама ее убить.

Одно время Вере казалось, что она смогла изменить свою судьбу, которую словно по наследству получила от матери. Но деньги, скопленные за время работы в Парке, таяли с катастрофической быстротой – матери требовались все большие дозы наркотиков и все чаще. Вере поневоле приходилось возвращаться к своей прежней профессии, от которой, как ей казалось, она избавилась навсегда. Мать тянула ее за собой, заставляя повторять свою судьбу. В Парке ее еще не успели забыть, и возвращение Верки было отпраздновано ее подругами-проститутками ужином в «Метрополе», во время которого они пытались поначалу изображать «девичник» светских дам, но, подвыпив, принялись снимать клиентов и были вышвырнуты охраной на улицу. Хотели как лучше, а получилось как всегда – полное дерьмо.

Подрабатывая в Парке, еще можно было тянуть. Но тянуть можно было только с надеждой на то, что скоро все это кончится. Мать должна скоро умереть, и Вера вновь сумеет подкопить деньжат, чтобы бросить ту профессию, которую она ей передала по наследству. Ей тошно было думать о себе как о представительнице династии проституток.

Сейчас она ехала на метро на другой конец Москвы, где в провонявшей отмирающей плотью квартире мать ждала очередную дозу.

– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – «Краснопресненская».

«Франсуаза Саган – бездарная писательница, – подумала Вера, перелистывая книжку в мягкой обложке. – Эти розово-голубые романтические сказки хороши для глупых девочек, которые по ночам испытывают зуд между ног и мечтают о мужском члене, плохо представляя себе, что это такое. Для них это такая мускулистая палочка с красивым бантиком… Странно, но я не испытываю раздражения от ее книжек, хотя прекрасно понимаю, как все это глупо и совсем не похоже на правду».

Она подняла глаза от книжки и еще раз посмотрела на дремлющего напротив мужчину в джинсовой куртке, на его смертельно усталое лицо. Он продолжал интересовать ее. От него исходило предельное напряжение, оно сквозило во всей его позе, хотя глаза были прикрыты и он, казалось, спал.

Но при этом в нем чувствовалась пульсирующая энергия бодрствующей жизни, словно он ощущал себя мишенью, в которую вонзаются взгляды смотрящих на него людей.

Он был настороже, и в то же время заметно было, что это не предельное его напряжение, что сейчас он фактически позволил себе расслабиться.

«Какой странный! – подумала Вера. – Словно загнанный зверь… Интересно, почему у него такие глаза? Где это он так вымотался? Он словно пустой мешок, но в мешке этом клубок ядовитых змей или шаровая молния…»

Она снова уткнулась в книгу, опасаясь проявить откровенный интерес к сидящему напротив мужчине. Как сексуальные объекты мужчины ее не интересовали, слишком уж отбивало ее ремесло подобные желания. Поэтому она и не хотела, чтобы мужчина заподозрил ее в том, что она пытается его просто «снять».

– Станция «Киевская». Переход на Арбатско-Покровскую и Филевскую линии.

Вера вновь подняла голову, не сразу сообразив, в каком районе Москвы находится, и вдруг встретилась взглядом с внимательно, напряженно смотревшим на нее мужчиной, сидящим напротив.

Заметив ее взгляд, он как-то странно дернулся, словно хотел что-то достать из кармана, но передумал, и Веру мгновенно охватило чувство опасности, которое исходило от этого человека. Она посмотрела на него недоуменно. Чем он мог быть для нее опасен? Он выглядел таким усталым, что она, пожалуй, не смогла бы его возбудить в постели. Но это она подумала автоматически, по укоренившейся привычке, в силу которой все встречающееся в ее жизни сравнивала с понятными и привычными ей вещами.

Вера отметила, что агрессивность во взгляде мужчины вдруг сменилась усталостью, а затем безразличием и каким-то абсолютным спокойствием и вселенским равнодушием, словно он был или бессмертным, или покойником.

Вера хотела улыбнуться, но вновь подумала, что он может неправильно истолковать ее улыбку и расценить это как попытку его «снять», и решила не давать ему повода догадываться о ее профессии. Она не любила ощущать себя проституткой и всегда старалась если не забыть об этом, то хотя бы на время выбросить это из головы.

Она опустила книжку на пухлые колени и уткнулась взглядом в строчки.

– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – «Парк культуры».

Вошедшие в вагон пассажиры нашли наконец наиболее устраивающие их места и перестали суетиться. Вера уже не могла заставить себя вникнуть в текст, она поймала себя на том, что в третий раз читает одну и ту же строчку, не понимая, о чем идет речь.

Вера посмотрела краем глаза на привлекшего ее внимание мужчину. Он вновь расслабился и сидел с прикрытыми глазами. Читать Вера уже не могла. Мужчина напротив полностью завладел ее вниманием. Почему? Хотела бы она знать – почему?

Поездки за героином для матери отнимали у нее кучу времени и откровенно раздражали ее. Сейчас, например, она ехала из Бабушкина после встречи со своим личным поставщиком, лысым и худым, как Дуремар из детской сказки. Он всю жизнь провел среди московских проституток, часто пользуясь их услугами, и сам оказывал им услуги в поставках наркотика. Где он его брал, Вера не знала и никогда не интересовалась. Он был маниакально осторожен и, может быть, поэтому до сих пор не попался с наркотиками, хотя занимался этим делом уже не один десяток лет. Он любил изображать из себя рыболова и являлся на встречу с неизменной лопатой, взятой якобы для того, чтобы накопать червей. Поэтому свидания он назначал Вере в таких экзотических московских закоулках, в которых ей самой никогда бы не пришло в голову побывать.

На этот раз, например, она долго моталась по Перловскому кладбищу, пытаясь отыскать мост через Джамгаровский пруд. Это не говоря уже о том, что предварительно ей пришлось тащиться по Кольцевой на Северо-Восток Москвы. Встреча с поставщиком состоялась под мостом, и более идиотскую ситуацию придумать было трудно. Лысый Дуремар заботился о своей конспирации, но он явно не подумал о том, как будет выглядеть Вера, прыгающая по грязным лужам под мостом. Дуремар вообще внушал Вере отвращение, а когда он доставал пакетик с героином из банки с червями, которых и в самом деле успел накопать, ее начинало подташнивать. Но она терпела. Ради матери.

Она следила за этим мужчиной уже минут пятнадцать. Зацепилась за выражение его глаз она еще на «Рижской», когда он вошел в вагон и окинул немногочисленных пассажиров цепким взглядом. Мгновения ей хватило для того, чтобы понять, что выражение это почему-то ей очень знакомо, хотя он ни на миг не остановился на ней взглядом, а лишь слегка скользнул по ее лицу.