Михаил Рогожин - Билет в никуда

Петр Фомич тоже нервничал, хотя блестяще не подавал виду. Он ничем не рисковал, но боялся проиграть. Ибо за этим последует забвение и жалкая военная пенсия. И, будучи человеком решительных действий и фронтального натиска, немного помявшись, четко произнес:

– В решении этого вопроса лично заинтересован господин Столетов Геннадий Владимирович!

Доменик Порте понятия не имел, кто этот чиновный господин, но апломб, с которым Петр Фомич произнес фамилию, позволял думать о самых верхних эшелонах власти. Порте и раньше слышал о коррупции в России, но не ожидал, что и ему предложат нагреть на ней руки.

– Месье Столетов… – задумчиво повторил француз. – Занятно…

Петр Фомич спохватился:

– Переведи, что Геннадий Владимирович хочет, чтобы криминальные деньги, собранные в фонде, вернулись в российский бюджет.

Услышав об этом, Порте улыбнулся своей мягкой, располагающей улыбкой. Сразу понял уловку и решил не выкручивать изнанку коммерческого предложения. Когда имеешь дело с государственными чиновниками, не стоит разрушать иллюзию, что все совершается на благо государства.

– Мне понятны благородные устремления месье Столетова, но я бизнесмен, и там, где нет выгоды, – там нет меня.

Петр Фомич в ответ тоже улыбнулся уставной командирской улыбкой.

– Насколько я понимаю, в банковском деле существуют проценты с капитала. А он – около четырех миллиардов.

В таком повороте Порте и не сомневался. Следовало отдать должное русским чиновникам, умеют глотать – по крупному. Оставалось получить гарантии безопасности, хотя с этим у Порте дело обстояло неплохо.

– А как на эту приватизацию капитала посмотрят вкладчики?

– Их судьбой займется соответствующее ведомство, – с достоинством ответил Петр Фомич.

– В таком случае передайте месье Столетову, что я польщен вашим предложением и в течение недели проработаю схему его реализации. Моим официальным представителем будет Вениамин Аксельрод. В дальнейшем будьте с ним повежливее, господа.

Петр Фомич пожал плечами, словно дело не стоило и выеденного яйца. Подошел к Порте и протянул ему руку.

– Где мы назначим встречу?

– В Москве.

– Вы приедете? – обрадовался Петр Фомич.

– Приедет месье Аксельрод со всеми документами. Прощайте.

Коля проводил Доменика Порте до дверей и остался на крыльце наблюдать, как французы рассаживаются по машинам.

– Тебя везти в госпиталь? – поинтересовался Порте, заглянув в джип, в котором лежал Веня.

– Нет. Отвезите меня в Бонн, на ферму Вилли Шлоссера в Брюнгсберг.

– Адрес знаешь?

– Да.

Порте похлопал Веню по животу.

– Выздоравливай и до моего распоряжения не показывай носа за ворота фермы.

Веня хотел его поблагодарить, но не смог приподнять голову.

Александр Сергеевич Манукалов стоял у открытого окна. Пот градом лил с его ладного, натренированного тела. Утренний ветерок приятно охлаждал. Безоблачное небо предвещало теплый день наступившей золотой осени. И только на душе у генерала было мрачно и неуютно. Он специально увеличил физические нагрузки, чтобы хоть немного заглушить боль и обиду. От Курганова никаких известий не поступало. Посланный в Ремих человек покрутился возле дома Отто Виктора и сообщил, что там никто не проживает. Соседи подтвердили, будто видели, как русский банкир вместе с незнакомой им женщиной-иностранкой куда-то уехали на машине, скорее всего отдыхать, так как взяли с собой много вещей.

Сомнений не оставалось – Курганов задание не выполнил. В Москве не появлялся. Неужели снюхался с ними? От таких шизоидов, как он, можно ожидать чего угодно. Но чаша терпения лопнула, и Александр Сергеевич решил выполнить угрозу и уговорить Суховея не подписывать постановление по островам.

Он решительно направился в душ. Тщательно оделся, позавтракал, мимоходом взглянул на фотографию Инессы и, обращаясь к ней, произнес: «Сама напросилась. Я чист перед Богом, тобой и людьми».

Сев в машину, приказал ехать в Белый дом. Он помнил, с каким нежеланием в прошлый раз принимал его Олег Данилович. Теперь ситуация была другая. Суховей по шею увяз в дерьме, и только Манукалов мог его спасти.

В приемной вице-премьера витала какая-то похоронная атмосфера. Помощника не было вообще, а секретарша занималась маникюром.

– Примет? – коротко спросил Манукалов.

– Примет… – эхом ответила та, посмотрев на генерала с недоумением. Неужели ему неизвестно, что указ о снятии Суховея лежит на столе у президента.

Александр Сергеевич знал об этом, как и о том, с чьей подачи этот указ был подготовлен. Поэтому спокойно опустился в кресло и взял с журнального стола первую попавшуюся газету, но долго читать не пришлось. Олег Данилович сам открыл дверь кабинета и, заметив Манукалова, предложил войти.

– Здравствуй, Александр Сергеевич, – грустно вздохнул он. Впервые его плакатное лицо выражало простое человеческое страдание. – Видишь, как получается: «Сегодня парни в бороде, а завтра где? В НКВДе! Свобода, понимаешь ли, свобода!».

– Да уж, времена, – протянул Манукалов. Он дождался, пока Суховей пододвинул ему кресло, и сел. – У тебя сигареты есть?

Олег Данилович достал пачку «Кента». Оба закурили, стараясь не глядеть друг на друга. Первым нарушил молчание Манукалов. Решил не тянуть кота за хвост.

– Не внял ты моим предупреждениям, теперь остается последовать одному совету. Не подписывай постановление по островам.

Суховей вздрогнул. Он ждал чего-то в этом роде. Но не так откровенно.

– Это чистый криминал, – продолжил Манукалов. – Там такие волки сбежались на добычу, что не выпутаешься.

– Какая разница? Указ обо мне на столе президента…

– Дурак! Пока ты его не подпишешь, тебя никто не тронет! – сорвался Александр Сергеевич.

– Генерал, ведите себя прилично. То, что наши жены поддерживают дружеские отношения, еще не означает наличия их между нами. Вы, собственно, по какому вопросу?

– По личному! – не сдавался Манукалов. – Поверьте, Олег Данилович, я много лет в органах. Вам не удастся воспользоваться ни долларом из тех сумм, которые своей подписью собираетесь легализовать. Алла Константиновна запуталась в связях с уголовными авторитетами. Попала под влияние некой Марфы, жены известного вора в законе Унгури…

Вице-премьер смотрел на него чистыми голубыми глазами, с видом человека, не причастного ни к чему подобному. Очевидно, долго репетировал перед зеркалом выражение лица, с которым придется выслушивать обвинения в свой адрес. Говорить дальше было бессмысленно, и Манукалов, схватив вторую сигарету, с досады закурил.

– Что касается постановления, – тихо и буднично заговорил вице-премьер, – то это государственная политика. Мы должны его обкатать на практике. Поглядим, насколько идея окажется плодотворной. Проанализируем реакцию Запада, понаблюдаем за японскими настроениями. Вы, генерал, простите, плохо разбираетесь в политике…