Андрей Макаров - Букет из преисподней

Детальная схема вокзала и прилегающей территории с отмеченными маршрутами передвижения пассажиров, а также случайных прохожих, уже была готова к работе. Однако Аркадов понимал, что здесь пока сфера полной неопределенности. Весьма сложно представить, сколько людей и событий впитывало и выбрасывало через себя это небольшое вечно бодрствующее пространство.

Пожалуй, единственной маленькой удачей было то, что известна точная дата отправления письма. Внешне ничего не значащие цифры в перспективе могли стать недостающим звеном в общей картине преступления. Однако перед Аркадовым стояли не менее сложные задачи по сопоставлению графиков движения поездов пригородного и дальнего следования, а также другая кропотливая, порой изнуряющая рутинная работа.

Неожиданно в кабинет заглянул Сафронов:

– Звонил Давлетов и просил нас зайти. От тебя нужна консультация. Выявлены фамилии, которые могут входить в круг требований анонима.

Когда Аркадов зашел в кабинет начальника, тот неожиданно спросил:

– Вам нужна помощь технического подразделения? Или у вас уже есть предварительные результаты о приемах изготовления документа?

– Да, есть, – ответил Аркадов, – изучая особенности документа, можно говорить о применении анонимом обычного канцелярского клея. Вырезанные буквы, из которых составлен текст, имеют пеструю гарнитуру, то есть они взяты из различных печатных изданий.

– Можем определить из каких? – спросил Давлетов.

– Вряд ли, – ответил Аркадов. – Разумеется, материалы мы срочно направим в Центральный исследовательский институт. У них большие возможности. Я изучил исходные данные на конверте – он изготовлен на Пермской государственной фабрике. Визуально «давленки» на бумаге и конверте не выявлено. Набор цифр на внутреннем клапане сохранился и указывает, что конверт из партии, которая фабрикой была направлена именно в наш регион. Есть большая вероятность, что аноним непосредственно связан с местной исправительной системой. Достаточно заметить, что он не только правильно использовал аббревиатуру, но и верно указал номера колоний, расположенных в городе и пригороде.

– Значит, это вполне разносторонний и знающий человек… – подметил Давлетов.

– Абсолютно согласен, – кивнул Аркадов. – Но, с другой стороны, этот разносторонний человек запрашивает совершенно нереальную сумму. Это неслучайно. Отсюда можно предположить, что анониму важнее проблема с заключенным, чем с деньгами.

– Прошу прощения, – возразил Сафронов, – но автор в небольшом послании дважды упомянул о деньгах в начале и конце письма, – так что же для него важнее?

Давлетов улыбнулся:

– Резонно. Что ответите на это, Андрей Петрович?

– На этот признак и я обратил внимание. Тут возможны разные варианты. Надеюсь, специалисты помогут выделить главное. Сейчас остро стоит вопрос о разработке облика анонима. Уверен, что на такую кропотливую работу, как вырезание и наклеивание букв, способна только женщина. При увеличении мне показалось, что обрезные края отдельных букв неоправданно искривлены.

– Что это может значить? – не выдержал Сафронов.

– Возможно, анониму что-то периодически мешало вырезать буквы, – ответил Давлетов, – или я ошибаюсь?

– Нет, – возразил Аркадов, – я придерживаюсь такого же мнения. Скажу больше, постороннее воздействие было как бы цикличным. Что это могло быть – можно только предполагать. Думаю, что на настоящий момент мы вытянули из документа максимум доступной информации. Теперь слово за специалистами.

– Я полагаю, что вам, Аркадов, пора подключать своих сотрудников, – уже более деловым тоном сказал Давлетов и добавил: – Расширим зону поиска. Ориентируем коллег из других ведомств. И никакого соревнования – все работают по своим направлениям. Возникнет необходимость, скоординируем планы – это мои проблемы.

– Я уже провел несколько встреч со специалистами, – добавил Аркадов. – Скажу прямо, настрой боевой. Уж очень необычно подготовлен текст, а это дополняет интригу в работе. Кстати, такое письмо они, да и мы, могли видеть только в кино или прочитать у Холмса в «Пляшущих человечках». Очень надеюсь на филологов и их трактовку некоторых речевых и смысловых оборотов в тексте.

Завершая беседу, Давлетов дал указание срочно подготовить ориентировку:

– Не забудьте про райаппараты. Все. За работу.

Шли дни… Аноним больше не проявлял себя, и розыскная работа для Аркадова входила в обычное русло: исследования, анализы получаемых материалов и построение на основе их предполагаемого облика анонима. По-прежнему созданная совместно с УВД группа работала по выявлению связей «Дмитриев» и получения на них характеризующих данных. Изучая списки, Аркадов отмечал их многочисленность, но даже если бы их было меньше, связать их с анонимом пока не мог. Единственным устойчивым признаком автора являлись всего две орфографические ошибки. Но это могла быть чистая случайность на фоне психологического стресса.

В приоткрытую дверь заглянул Сергей Айвазов:

– Петрович, как насчет «чайковского»?

Аркадов запер сейф. Подошел к шкафу и выбрал «счастливый» бокал, которым всегда пользовался с самого начала розыска. Пройдя по коридору, он зашел в кабинет Сафронова, который тот по-братски делил с Айвазовым.

Сергей протянул коробочку с пакетиками чая:

– Выбирай для бодрости.

– Давай черный. – Аркадов с удовольствием наблюдал, как расходились коричневые облачка заварки и медленно окрашивали воду в бокале. В этот момент всегда приходили хорошие идеи, но на этот раз Аркадова отвлек вошедший Сафронов. Вид у него был взъерошенный.

– Что-то случилось? – спросил Аркадов.

– Только что получил задание от следаков опросить одного весьма скользкого свидетеля, проходящего у них по уголовному делу. Хочется получить объективную информацию, но, по секрету, боюсь подвести.

– Не волнуйся, – усмехнулся Аркадов, – поручения следователей – это всегда почетно и ответственно. Но могу помочь одним советом, точнее, одним секретным прибором, о котором мало кто знает.

Аркадов выждал эффектную паузу и продолжил:

– Еще ветераны рассказывали мне, как они с помощью оного устройства «кололи» чересчур упорных. Насколько я знаю, этот прибор хранится в запасниках ФИНО. Представьте ситуацию. Беседа заходит в тупик, и следователь предупреждает допрашиваемого, что сейчас он с помощью некоего секретного прибора узнает всю правду. Медленно из тумбочки достает его и ставит на стол. После того как на вопрос звучит сомнительный ответ, оперработник начинает с различной интенсивностью крутить расположенную сбоку ручку. Раздается необычный звук и странные щелчки – допрашиваемый в шоке, остальное, как говорится, дело техники.