Сергей Зверев - Гастроли Жигана

– А мне уходить отсюда удобней, – добавил он шепотом и направился к тому месту, где контейнер стоял почти вплотную к забору.

Вскарабкаться на контейнер, перескочить с него на забор, а оттуда соскочить на улицу было совсем не сложно. Еще одной удачей было то, что забор выходил не на ту же улицу, что и фасад магазина, а в переулок.

Никто не видел, как Панфилов перемахнул через забор. Если кто и находился несколько минут назад в переулке, наверняка побежал смотреть на разбитую витрину, на вываливающую из магазина толпу, на охранника, который стрелял по бандитам, на валяющиеся на асфальте автоматные гильзы и другие весьма интересные для любопытствующих москвичей вещи.

Никто не помешал Панфилову отправиться по переулку в противоположную от магазина сторону и вскоре оказаться на соседней улице.

Убедившись, что теперь его пребывание на этой улице никак нельзя связать с происшествием в магазине, Панфилов облегченно вздохнул и вдруг подумал:

«А ведь Макеев уже, пожалуй, проснулся и остервенело шарит по пустому холодильнику… Да и мне давно не мешало бы перекусить. Ну что за идиотские истории могут случиться с человеком, который отправился купить продукты на завтрак!»

В тот момент Панфилов еще не понимал, что происшедшая с ним история в магазине не случайность и что теперь он каждую секунду вынужден будет оглядываться по сторонам в ожидании выстрела, несущегося на него с большой скоростью автомобиля, взрыва или удара ножом. Но очень скоро ему предстояло это понять и оценить.

Причем понять гораздо раньше, чем он успеет позавтракать…

«Судя по прямолинейности и упрямству, которое было проявлено нападавшими на меня людьми, – думал Панфилов, шагая к магазину "Продукты", расположенному в пяти минутах ходьбы от универсама, – они из разряда братанов-исполнителей. Значит, кто-то из московских лидеров решил мне отомстить за своих людей. Ни одна из "шестерок" ни со мной, ни с Макеевым, конечно, не справится, но придется быть начеку. Все это не настолько опасно и интересно, чтобы этим голову забивать. А вот откуда им известно, что мы с Макеевым в Москву вернулись? Информацию в "светскую хронику" мы не давали. Наоборот, хотели спокойно пожить, без особых скандалов и историй. Так эти козлы сами нарываются. Сколько можно, в конце концов?! Что нам теперь опять хвататься с Макеевым за оружие? Начинать их опять крошить в капусту? Уже поняли мы, к сожалению, что ни хрена полезного из этого не выйдет…

Сколько будут на свете существовать деньги, столько люди будут убивать из-за них друг друга. К таким вот марксистским открытиям мы с Макеевым пришли. Запугать на время можно, и то ненадолго. Придут в себя – и опять за старое. А там и молодняк подрастает. И, конечно, тоже вперед рвется. Нет! У нас не людей надо переделывать, а страну, в которой они живут. Боюсь, что нам вдвоем это будет не под силу».

Константин настолько погрузился в размышления о своих взаимоотношениях с московской криминальной средой, что забыл о происшествии в универсаме. Он шел по московской улице, навстречу ему шагали озабоченные утренними проблемами москвичи, дома сидел голодный Макеев… Все вроде бы было в порядке. Осталось только вновь купить сыр, колбасу, пиво и прочую снедь, вернуться домой и наконец-то позавтракать.

«Как бы Макеев меня разыскивать не отправился, – с тревогой подумал Панфилов. – Я ему даже записки не оставил, что в магазин пошел. Мы же с ним договорились, что поодиночке никуда ходить не будем. Мало ли что может случиться, береженого бог бережет. Вот сегодня со мной и случилось, едва я только из дома высунулся… Похоже, что последние дни за нами следили. Кто? И зачем? Мстят нам за то, что мы пытались руки им выкрутить и Москву от них очистить? Скорее всего. Но когда же мы "хвост" подцепили? Ведь никто не знал, что мы с Сашкой в Москву вернулись?..»

Задумавшийся Панфилов почувствовал вдруг резкий толчок в плечо и готов был уже отпрыгнуть в сторону, чтобы сориентироваться и понять, кто на него нападает, но вовремя понял, что, задумавшись, он налетел на прохожего.

От толчка Константин чуть не упал и вынужден был ухватиться за человека, на которого налетел. Тот тоже уцепился за Константина, но непогашенная сила инерции все еще несла его вперед, и он развернул Константина лицом в обратную сторону, все еще держась за него.

И тут Константин услышал характерный звук, который трудно было спутать с каким-либо еще звуком, – приглушенный тупой щелчок, раздающийся при выстреле из пистолета с глушителем.

– Простите… – забормотал налетевший на него человек. – Я не хотел вас…

Он вдруг обмяк и начал сползать вниз прямо в руках у Панфилова.

Константин бросил быстрый взгляд в ту сторону, откуда он шел. Человек, только что выстреливший в него и попавший в прохожего, все еще держал пистолет в вытянутой руке. До него было всего метров пять.

Ствол был нацелен точно Панфилову в голову. Лицо человека с пистолетом показалось ему знакомым.

Дальше Константин действовал автоматически, не успевая подумать, почему именно это движение совершает, почему именно в эту сторону движется. Его тело само выбирало позицию, подчиняясь бессознательным командам мозга. Это был инстинкт самосохранения, опирающийся на весь опыт и знания, которые Жиган успел приобрести за всю свою жизнь, – и в Афганистане, и в зоне, и в разборках с запрудненской братвой, которая вначале хотела подчинить себе удачливого бизнесмена, а потом сама искала у него расположения, и в стычках с дагестанцами, которым он мстил за погибшего от их рук брата, и еще во многих схватках, из которых Константин выходил победителем.

Панфилов резко согнулся, уходя из зоны видимости нападавшего, и тут же услышал еще один щелчок. Тело не успевшего еще упасть человека приняло на себя и этот выстрел.

Только потом Панфилов сообразил, зачем он вырвал из рук падающего на него человека небольшой «дипломат» и швырнул его в стрелявшего.

Конечно, он сделал это для того, чтобы не дать ему возможности произвести третий, прицельный выстрел, потому что положение Константина было очень невыгодным, – через пару секунд тело раненого человека окажется на асфальте, и Константин останется без какого бы то ни было прикрытия перед направленным на него стволом.

Но летящий в его сторону «дипломат» заставил нападавшего дернуться, и пуля опять пошла мимо.

Панфилов услышал, как закричала женщина на противоположной стороне улицы, и в голове его этот факт был отмечен наравне со многими другими и был даже интерпретирован – «промахнулся и ранил женщину». Но и это он проделал машинально, без участия воли.

Константин все так же неосознанно резко рванулся в сторону и оказался под прикрытием стоявшего у обочины «Мерседеса».