Сергей Зверев - Битва на дне

Печально, что «морские котики» – отнюдь не вороны. Еще печальнее то, что Хардер, видимо, имел представление о русском мате, – чему их там только в Лэнгли не учат! – а потому русского, в котором был заинтересован, опознал сразу. Большой Билл, первым перепрыгнувший полоску воды между двумя катерами, одним ловким движением вырвал двустволку из рук Стеценко. Коротко, без особой злобы ударил в солнечное сплетение. Андрей Павлович кулем осел на палубу. «Вот так, – мелькнуло в голове сквозь обжигающую грудь боль, – отыгрался хрен на скрипке…»

Никакого сопротивления «зеленые», как и предполагал Хардер, не оказали, хоть из всей абордажной команды лишь он был вооружен автоматическим десятизарядным австрийским «хорном». Норвежцев даже не били, просто уложили вниз физиономиями на палубу. Хардер, приказав командиру «котиков» глаз с русского не спускать, подошел к Хендриксону, безошибочно опознав в нем старшего в этой разношерстной компании.

– А теперь ты, – ласково сказал Хардер, ткнув ствол пистолета в живот Олафа, – тихонько так проследуешь со мной в каюту вашего вшивого катера. Рация у вас там, да? Ну а где ж ей еще быть… Не дергайся! В этом году модно стрелять именно в живот. Похабная, скажу я тебе, смерть!

– Я не… – начал норвежец.

– Ты – да, – еще более ласковым голосом возразил Хардер. – Ты, викинг засраный, сейчас передашь, что ваш катер только что был обстрелян русскими. У тебя есть альтернатива. Желаешь умереть героем? Только учти, еще раз говорю: больно будет очень! А мне что: не ты, так кто-то другой передаст.

Тридцатилетний уроженец Торнхейма, борец за охрану природы Олаф Хендриксон был отличным парнем, но никак не героем. Подняв голову, он увидел глаза этого психа, который сначала обстрелял их мирный катер, а теперь… И понял: ведь впрямь убьет! Таким, как он, человека убить проще, чем высморкаться.

– Связи нет, – дрожащим голосом сказал Хендриксон, входя в каюту. Всей спиной он чувствовал дуло «хорна» точно между лопатками. – Не было связи. Помехи.

– Будет связь, – уверенно возразил Хардер. – Ты вызывай базу-то. И без шуток: вашу частоту я знаю.

И точно – связь, как по волшебству, наладилась. Помехи странным образом прекратились.

– Что?! – откликнулась база. – Этого не может быть, повторите! То есть как это обстреляли? Те самые русские?!

К великому сожалению, на радиоточке гринписовской базы в этот момент не было Валентины Берестецкой. Она бы точно не поверила в такой бред, заподозрила бы неладное. Но… связь обеспечивал ее дублер, молодой итальянский эколог…

– Не верят… – огорченно покачал головой Хардер. – Вот же народ недоверчивый пошел! А ты повтори, подтверди. Не тяни резину, пошевеливайся, а то у меня палец на спусковом крючке занемел совсем, как бы несчастного случая не вышло. Ну!

Что Хендриксону оставалось? Пришлось повторить…

– Достаточно, – удовлетворенно мурлыкнул цэрэушник.

Затем одним резким движением выхватил портативную рацию из рук норвежца, швырнул на пол и дважды выстрелил в нее. В крохотном пространстве каюты грохот выстрелов буквально оглушил Хендриксона. Мерзко завоняло удушливой пороховой гарью. С палубы послышались отчаянные крики перепуганных гринписовцев.

– Все. Выходи. Успокой своих приятелей. Целый ты, как видишь, пусть и они этому факту порадуются.

Через несколько минут Роберт Хардер, Большой Билл со своими «морскими котиками» и захваченный ими гражданин России Андрей Павлович Стеценко покинули палубу гринписовского катерка. Норвежцы вздохнули с облегчением, хоть к нему примешивалась изрядная толика стыда: своего гостя они отстоять не сумели. Но вот сейчас проклятые янки уберутся восвояси, можно будет починить рулевое управление, запустить дизель, в который, слава всевышнему, бесноватый американец не угодил, и немедленно удирать на базу. А уж там… Там они молчать не будут! Потихоньку и русского вытащат, не съедят же его эти психи!

Рано радовались! Когда это ЦРУ таких свидетелей оставляло…

Американский катер отошел не более чем на пятьдесят метров, после чего вдруг вновь развернулся носом к норвежцам.

А затем началось такое, что у Ричарда Мертона, прекрасно видевшего все происходящее с мостика своей субмарины, буквально волосы встали дыбом. Хардер снова оказался у носовой турели, и «RW-90» начал выплевывать очередь за очередью. Цэрэушник прицельно бил по гринписовскому катеру!

Трех человек пули, свинцовым веером прошедшиеся по палубе, уложили на месте. Еще одного тяжело ранило: перебитая рука висела на клочьях кожи. Молодой парень сразу же потерял сознание, и его смерть от острой кровопотери и болевого шока была вопросом ближайших минут. Бент успел нырнуть за палубную надстройку, в его руках откуда-то оказался оранжевый спасательный жилет, и теперь обезумевший от дикого страха норвежец лихорадочно пытался нацепить его.

Хендриксон в первые секунды обстрела уцелел, он метнулся вслед за Бентом, понимая, что спасение, хоть ненадолго, лишь в воде! За корпусом расстреливаемого суденышка. Он не успел.

Пуля ударила Олафа в грудь под очень острым углом, поэтому не убила сразу. Она сломала ребро и, отрикошетив от него, застряла в левом легком.

Из уголков рта у норвежца стекали капельки темной крови. Он закашлялся, кровь тут же потекла сильнее, капельки стали сливаться в струйку. Из ноздри вдруг выдулся розовый пузырь.

Он с трудом сплюнул заполнившую рот кровь, смешанную с тягучей слюной. Сдержал, собрав остаток сил, новый приступ кашля.

Кровотечение чуть замедлилось: снова капелька за капелькой. Такие яркие на фоне смертельно побелевших губ… Хендриксон тяжело рухнул на колени. Рядом с трупами своих друзей, на залитую их кровью палубу. Он даже не терял сознания, не проваливался в милосердное забытье, лишь голова стала пустой и гулкой, а боль как бы отделилась от его тела, зажила собственной жизнью…

Расширенными, побелевшими от ужаса глазами смотрел на жуткую бойню Стеценко. Он весь дрожал противной мелкой дрожью, зубы выбивали дробь. Проняло даже невозмутимого, ко всему привычного Хаттлена: Большой Билл закусил губу и отвернулся.

Хардер меж тем повел стволом пулемета вверх-вниз, а затем справа налево, по ватерлинии катерка. Еще раз. И еще!

Трех очередей крупнокалиберного пулемета старой посудине хватило за глаза: катер даже не затонул, он попросту развалился. Среди обломков мелькнуло слабо шевелящееся оранжевое пятно: Бент в спасательном жилете. Единственный оставшийся в живых из экипажа. Хендриксон ушел под воду мгновенно, как только соскользнул с накренившейся, рассыпающейся палубы.

«Сейчас он добьет и этого, – холодно, как-то отстраненно подумал Андрей Павлович. – Нет, не добивает… Ах, да, конечно! Зачем? Вода-то, хоть сейчас август, всего три градуса… Пять минут проживет парнишка, от силы – десять. Господи, боже мой, что же это творится?!»