Сергей Зверев - Битва на дне

«А ведь это похоже на глушение, – вдруг догадалась Валентина, – как же мне, дурехе, сразу в голову не пришло? Да-да, именно широкополосное направленное глушение. Но это же дичь полная, кому нужно нас глушить?»

Женщина ощутила противный сосущий холод под ложечкой. Когда она более внимательно просмотрела ленту записи рекордера регистрирующей аппаратуры, это ощущение усилилось.

Запись неопровержимо свидетельствовала: кто-то в радиусе пятидесяти километров за последние четыре часа трижды использовал залповые волновые пакеты, с которыми ранее Берестецкой приходилось встречаться лишь в теории.

Это сделать не столь уж сложно, правда, при наличии специальных приспособлений, доступных лишь немногим. В магазине таких не купишь и своими руками из радиохлама не смастеришь.

Сравнительно небольшой массив информации сжимается приблизительно так же, как компьютерные файлы при архивации. После чего «выстреливается» одним секундным радиоимпульсом большой мощности на строго фиксированной частоте. Это и называется «волновой пакет». Импульс доходит до геостационарного спутника связи, отражается, а здесь его ожидает приемник, заранее настроенный на ту же частоту. Затем пакет разархивируется, информация становится готовой к употреблению.

Установить сам факт подобной передачи сравнительно легко, а вот запеленговать передатчик невозможно – попросту не хватает времени. Перехватить волновой пакет безумно сложно – частота фиксируется очень строго, – но, в принципе, возможно, если эту частоту каким-то образом узнать. Однако не имеет смысла: разархивировать пакет может лишь тот, кому он предназначен.

Что получается в результате? Правильно: голубая мечта шпиона получается. Тем более что передатчик можно сделать весьма компактным, а то и просто разовым: выстрелил он свой импульс, и… ищите его на дне Гренландского моря.

Существует, правда, предельный объем информации, который может быть подвергнут такому сжатию и всем последующим процедурам. Не слишком большой. Текст «Войны и мира» этим способом не передашь. Но вот что-то вроде сообщения на пейджер – за милую душу.

…Сама не зная почему, Валюша Берестецкая твердо решила никому на станции покамест о том, что она обнаружила на записи рекордера, не говорить. А вот кое-кому другому такая информация может очень пригодиться!

Как только русское гидрографическое судно скрылось за прояснившимся горизонтом, Олаф Хендриксон попытался связаться по рации с базой. Ему хотелось успокоить друзей на берегу: ровным счетом ничего страшного не произошло. Скорее всего, действительно – мирные ученые, исследующие акваторию Гренландского моря. Ни расспросов назойливых не было, ни тем более угроз. На него лично русский моряк произвел самое приятное впечатление. Второй, его спутник, правда, каким-то угрюмым показался, не сказал ни словечка, стоял набычившись… Хотя, может быть, у него зубы болели? Или качку плохо переносит… В любом случае за добрые слова и две бутылки водки русским – спасибо! Не так уж страшен черт, как его малюют, нельзя, право, всех без разбора в дурных намерениях подозревать.

Ничего, однако, из затеи Хендриксона не получилось: только треск стоял в наушниках такой, словно горсть патронов в печку бросили.

Ни квалификацией, ни опытом Валентины Берестецкой норвежец не обладал, а потому ничего дурного не заподозрил. Списал все это радиобезобразие на атмосферные помехи – на то оно и Заполярье, – беззлобно выругался и попытки свои оставил. К чему упираться? До указанной Стеценко точки осталось не более получаса хода, на месте покрутиться с часок, посмотреть своими глазами что к чему, взять пробы воды и можно возвращаться на базу. Там и без радио все расскажем!

С палубы катерка вдруг послышались встревоженные крики. Олаф отложил рацию в сторону и выскочил из тесноватой каюты наружу. Что еще случилось?!

Совсем рядом, не далее как в фарлонге, из волн Гренландского моря всплывало длинное сигарообразное тело, чем-то похожее на гигантскую акулу.

«Не много ли неожиданных встреч?! – лихорадочно подумал Хендриксон, чувствуя в груди противную холодную тяжесть. – Сначала русские, а теперь, похоже, наши союзнички, не к ночи будь помянуты! Только их мирным судном уж ни при какой погоде не назовешь. И чему, интересно, обязаны? Ох, не к добру все это… Во что же мы ввязались?!»

…На крыле мостика R-170 стояли трое: капитан Ричард Мертон, Роберт Хардер и командир спецотряда «морских котиков» Уильям Хаттлен. Все трое внимательно разглядывали приплясывающий на волнах небольшой катерок под двумя флагами.

– Вот они-то мне и нужны, – промурлыкал Хардер чуть ли не ласково. – Сейчас мы спустим наш катер, подойдем к этим засранцам и немного с ними пообщаемся.

– Послушайте, Роберт, – резко, не сдерживая неприязни, сказал капитан Мертон, – зачем вам это нужно? Мало вам позора после встречи с русскими? Теперь еще от норвежцев щелчок по носу получить не терпится?

– Нет, это вы послушайте, Ричард, – голос Хардера оставался совершенно спокойным, но глаза полыхнули яростью. – Вам достаточно четко и подробно разъяснили уровень моих полномочий еще в Рейкьявике. Но вы, видимо, чего-то недопоняли. Пора внести полную ясность. На время проведения операции вы, капитан Мертон, подчинены мне. Вопросы здесь задаю я, решения принимаю тоже я и никто другой! Знаете почему? Потому что ответственность за результат несу, опять-таки, я! Никаких рассуждений на тему того, что вы капитан и поэтому хозяин на судне, я не потерплю. Вот после успешного завершения задания – хозяйничайте сколько душе угодно, но не до!

– Вы… Вы не смеете так говорить со мной! – глухо, со сдавленной яростью произнес моряк. – Здесь боевой корабль американского военно-морского флота, а не гнусное шпионское гнездо!

Хардер уперся в белое как мел лицо капитана R-170 тяжелым взглядом пустых, словно вовсе без зрачков, глаз.

– Вот даже как… В таком случае расставим точки над «i». Уильям Хаттлен и его спецгруппа подчиняются лично мне. Подтвердите, Билли.

– Да, это так. – Большому Биллу явно не нравилась свара между начальством. – Я получил самый строгий и недвусмысленный приказ. Я его выполню.

– Именно, – удовлетворенно продолжил Хардер. – Поэтому при первых же признаках неповиновения, капитан Мертон, я силами спецгруппы арестую вас как государственного преступника и предателя своей страны. Я знаю, команда вашей субмарины прекрасно относится к вам, но с «морскими котиками» Большого Билла вашим щенкам не совладать. Мало того, в случае самого малейшего сопротивления оно будет квалифицировано как «бунт на борту военного судна, находящегося в боевом походе». Знаете, что за такое полагается даже в мирное время?