Фридрих Незнанский - Взятка по-черному

— Так точно, — почему-то по-военному ответил Заборов.

— Можете просто — Александр Борисович, мы же коллеги.

— Хорошо, Александр Борисович. Вы считаете, что я не должен ознакомиться с содержимым этой папки?

— Думаю, что ваше здоровье вам дороже. — Турецкий пожал ему руку. — Вот и будьте здоровы. Вячеслав Иванович!

Александр Борисович обернулся и увидел, что Грязнов с экспертом-криминалистом почти на корточках ползают вокруг задранного вверх багажника «форда» и тыкают в него пальцами, подсвечивая себе фонариком. Услышав зов, генерал тяжко поднялся и махнул рукой криминалисту:

— Ладно, разберутся. Молодец, Ефимыч, углядел-таки. Покажи потом своему начальнику. Передай от меня привет Иосифу Ильичу, давненько старика не видел. Он в порядке?

— А что нашему брату сделается, Вячеслав Иванович? В общем и целом, как говорится…

Грязнов подвез Турецкого к самому подъезду. Наличие папки теперь призывало к повышенной осторожности.

— Сань, а может, я ее, от греха, к себе в сейф суну?

— Хочу прочитать внимательно, а завтра решим. Нет, не зря они Юрку уделали… — И снова сообразил Александр Борисович, что говорит немного не о том. — В смысле, не из-за пустяка какого. Странно другое. Если знали, то почему не забрали сразу?

— Я думаю, Саня, у них слишком громко получилось. Перестарались. И если заранее «хвост» подвесили, то могли и слышать, и понять, с чем и куда он направляется. Я ж только сегодня сам у тебя «жука» изъял! Так какие сложности? И чем Юрка лучше? А может, просто побоялись не успеть, вот и ринулись напролом. Им бы по-тихому ограбить его в темном месте, а они вон чего натворили! Но теперь завязли по уши… Что хоть там, в заявлении-то?

— Все, о чем мы и подозревали. А собственно, пафос сводится к требованию замены защитника на основании статей пятидесятой и двести сорок восьмой УПК. Наверное, Юрка им и подсказал. За что теперь и поплатился.

— Наконец догадался… — пробурчал Грязнов. — Оставь бумажки, все равно читать сегодня не будешь. А завтра я тебе их подошлю с моим порученцем.

— Ну охота тебе фигней заниматься? Своих дел, что ль, мало?

— Своих-то как раз выше крыши. Но теперь же и это не бросишь.

— Езжай лучше спать, Славка, мы ж с тобой сегодня здорово устали, просто напряжение пока не отпускает…

— Я вот все думаю…

— Это нормально, — усмехнулся Турецкий, — а о чем, позволено будет спросить?

— Ленке бы позвонить… Уточнить Юркин путь, понимаешь? И, может быть, даже предупредить ее, что опасность рядом, она ж не знает, что уже произошло.

— Ну да, если только «Дорожный патруль» не смотрела.

— Это у тебя просто Нинка такая глазастая. А лично я не узнал бы пострадавшего. Ты ж видел его лицо. И фамилию они не называли.

— Позвонить можно будет и завтра, когда почитаем заявление…

— Слушай, Сань, поверь моей интуиции, оставь бумаги. Ну если перед Иркой хочешь оправдаться в позднем возвращении, так папку возьми, а документ оставь.

— Черт с тобой. — Турецкому надоели уже Славкины «интуиции», и он, расстегнув «молнию», вывалил ему на колени все бумаги.

Но Грязнов, с методичностью не очень трезвого человека, выбрал из них только одну — заявление в Генеральную прокуратуру — и, бегло пролистав остальные, среди которых было даже несколько газет, сгреб и засунул обратно в папку.

— На, эти мне не нужны. Ну Юрка, барахольщик, столько хлама таскает.

— А может, ему нужно! — возразил Турецкий, задернул «молнию» и сунул папку себе под мышку. — Пока, до завтра, — и ушел в подъезд.

— Ну, Митрич, дорогой мой, загонял я тебя… — устало вздохнул Грязнов, обращаясь к своему водителю. — Все, закончили на сегодня. Закинь меня, братец, к Дениске, на Ленинский, так и мне будет удобно, да и тебе поближе к гаражу, и закончим бал. Ну чего ждешь?

— А разве Александр Борисович вам не позвонит, что вошел в квартиру, как обычно?

— Поехали, он уже спит.

Машина тронулась, и в этот момент Грязнов услышал, как хлопнула дверь подъезда. Он резко обернулся и увидел, что в освещенное пространство двора, за угол дома, словно нырнула темная фигура стремительно убегающего человека.

— Стой! — заорал Грязнов и, выхватывая пистолет из наплечной кобуры — он никак не мог расстаться с этой своей старой, муровской привычкой, — буквально на ходу выпрыгнул из машины и, крикнув водителю: — Смотри внимательно! — кинулся к подъезду.

Старуха-консьержка прижимаясь к стене спиной, словно распятая на ней, сидела с выпученными от ужаса глазами, взирая на разъяренного милицейского генерала в распахнутом кителе и с пистолетом в руке.

Грязнов мгновенно огляделся и ринулся по лестнице наверх. Раскрытая настежь кабина лифта — он успел заметить — была пуста. На шестой этаж, перепрыгивая через ступеньки, взлетел одним махом.

Саня лежал на полу у своей двери, скрючившись и откинув в сторону руку. Папки при нем не было.

Грязнов рухнул на колени и осторожно приподнял голову. Крови не было. Зато на темени медленно, но верно взбухала шишка. Багровая какая-то, лиловая. Такая бывает, отстраненно подумал Вячеслав Иванович, если с маху стукнуть по кумполу чем-то тяжелым и крупным. Поленом, например. Или оглоблей. Но не кулаком, снаряженным кастетом, и не рукояткой пистолета — эти рассекают кожу, а значит, и появляется кровь. А ее не было. Так чем же? А кто его знает, какая разница?!

Вот теперь он почувствовал, что от быстрого бега ему трудно дышать. Сел на пол. Потом согнулся и прижал ухо к груди неподвижного Турецкого, однако услышал только, как бухает собственное сердце. Выругался вслух и прижал пальцы к сонной артерии Турецкого, под ухом. Работает… нормально. Ну, слава богу, жив.

Грязнов поднялся и нажал на кнопку звонка. Услышав наконец шаркающие шаги, подхватил Саню под мышки и приготовился затащить в квартиру. Но, оказывается, помогать ему в этом деле никто не спешил. Сонная Ирина, зевая и стягивая на груди халатик, смотрела с непонятным сонным же равнодушием на происходящее.

— Ну и ну… — хриплым голосом протянула она. — Хороши. И где ж вы это набрались-то?

— Это не то, о чем ты думаешь, — сердито ответил Грязнов и волоком потащил тяжелое тело друга в прихожую. — Мокрое полотенце, срочно!

Ирина захлопнула дверь и индифферентно отправилась в ванную. Послышался шум льющейся воды. Вышла и подала огромный ком мокрой ткани. Дьявольщина! Это что, купальная простыня?! Шутки все?!

Грязнов забрал мокрую ткань, швырнул ее на пол и аккуратно положил на нее Санину голову. Снова выпрямился. Обнаружил наконец в руке свой пистолет и засунул его обратно в кобуру. Отряхнул ладони. Сказал:

— Дай глоток воды… В горле пересохло…

Она молча принесла из кухни стакан воды, подала, глядя поразительно равнодушными глазами. Грязнов едва не взорвался, но пересилил себя и сказал негромко, вспомнив, что уже ночь и все кругом спят: