Фридрих Незнанский - По агентурным данным

Трое бандитов и так уже взяли моих ребят в кольцо.

— Что-то не пойму я, — тут же взвился я. — Это для чего же нас вызволяли, чтобы в новую тюрьму посадить?

— Тише, мужик! Мы пока что только разбираемся, что к чему, — процедил Домбровски.

— Ну, идем, поговорим!

Он распахнул дверь сельсовета. Прежде чем войти внутрь, я оглянулся и увидел, каким ненавидящим взглядом обменялись Чиж и Зингер.

«Нехорошо это. Чиж себя обнаруживает! Что с парнем?» — думал я, заходя в низкую комнатенку — кабинет председателя.

Домбровски сел, кивнул на другой стул. Каждый чувствовал настороженность другого. Оба мы были напряжены, думая о своем.

Я прикидывал мысленно, когда прибудет группа захвата. «Кукурузники» не зря болтались над дорогой — они, так сказать, отслеживали конечную точку нашего пути — место, где скрывается неуловимый главарь диверсионной группы, опытный и опасный диверсант Курт Домбровски. Он же милейший Мирослав Иванович, председатель Дубровицкого сельсовета. Вот ведь хитрый лис!

Потому так долго и не могли накрыть их — представитель советской власти, к тому же в заброшенном селе, он не вызвал подозрений.

Ввиду того, что завтра в городе должен был состояться праздник Победы, было принято решение брать группу Домбровски не дожидаясь очередной провокации. Кто их знает, что у них на уме… В общем, группа захвата должна появиться через час-полтора, прикинул я.

Жаль убитого старика, вспомнил я отчего-то Шмакова. И то, как расстроился из-за этой смерти Чиж. Но что поделаешь. Видно, крутая тут у них в мирной деревне заваруха была, если из-за деда этого Домбровски развернул свои дрожки, кинулся в погоню. Я взглянул на противника.

Холодное, жестокое лицо с широкими волчьими скулами, непроницаемые глаза, не то серые, не то черные. Зверь. Опасный зверь. Но уже почти в клетке… О чем думает?

Домбровски думал о том, что гибель диверсантов в Карпатах, по сути, срывает запланированную акцию; что Вера, к сожалению, оказалась права — без этих удальцов ему не справится. Но в процессе акции нужно сделать все, чтобы их уничтожить. Особенно этого юного прощелыгу, остзейского немца. И еще ему очень не нравились самолеты, что кружились над дорогой то в сторону гор, то обратно. Разведывательные полеты — не осталось ли кого для зачистки? Но там зачищать уже некого. Плюнуть бы на все, на эту акцию чертову и уехать сегодня же. Но нельзя — он обязан довести дело до конца. Одно дело вернуться со щитом, другое.

Он кашлянул, заговорил:

— За тобой должок, Богдан Станько!

— А я долги отдаю. Всем и в срок, — многозначительно ответил я.

— Так ты знаешь, где тайник Казимира?

— Знаю.

— И где же?

— Под Черновцами. В лесу. Тебе место на карте нарисовать? — усмехнулся я.

— Не плохо бы. Но ведь не нарисуешь.

— Чтобы ты меня здесь и шлепнул? Дураков нет. Вместе поедем, там и покажу.

— Вместе, говоришь. Для начала дело у меня к тебе. Завтра на стадионе большой праздник, все начальство краевое понаедет. У меня задание — устроить там бойню. Поможешь? Вас трое, вы хорошо владеете оружием, у вас прекрасная реакция, вместе мы можем добиться большого успеха. Вы ведь тоже борцы с красной сволочью.

— Конечно! За нами много дел, ты, я думаю, слышал. Да только на это я не подписывался. Уговор был такой: вы нас отбиваете от конвоя, я делюсь «общаком» нашей группы.

— Я тебе нашу долю уступаю. Забирай все, — перебил Домбровски. — Но завтра ты и твои люди мне нужны!

— Что ж, надо поговорить с ребятами. Головой ведь рисковать придется.

— Поговори! Если ты хороший командир, уговоришь. А если дерьмовый — тогда. вы нам и даром не нужны.

— Логично, — усмехнулся я. — Но, кстати: во время стычки на станции ваш человек едва не зарезал моего друга.

— Кто это? И кого же? — вскинул брови Домбровски. И я понял, что он отлично знает и кто, и кого.

— Тот, что был в форме старлея.

— Анджей?

— Назовем его так. Он пытался ударить ножом в спину моего молодого друга.

— Но не ударил?

— Я ему помешал.

— Очевидно, в пылу боя он не понял, на кого напал, — пожал плечами Домбровски.

— Очевидно, у хорошего командира бойцы должны знать, на кого нападать.

— Логично, — усмехнулся немец. — Я сделаю ему выговор. Думаю, инцидент исчерпан? Так вы с нами?

— Через полчаса дам ответ.

Я вышел, чувствуя спиной холодный взгляд. Не верит, но выхода у него другого нет.

Вот оно что! Теракт во время праздника Победы! Верно ребята наши рассчитали! И правильно, что брать будут здесь. Обезглавить, а потом эта мелкая сволочь — Рябцев, Вацура, Горовец — сдадут остальных, как мама не горюй!

На крыльце сидели мои орлы. Не к ночи будут помянутые Рябцев, Вацура, Горовец сидели тут же, на поляне перед сельсоветом. Все курили самокрутки.

Милейшая картина. Идиллия.

Из-за какого-то плетня вышел долговязый Рудольф, подгоняя в спины двух полупьяных мужиков.

— Разговор есть, — кивнул я своим, отзывая их в сторону.

Собственно, разговор у меня был один: нужно было выяснить, как Чиж попал на свободу.

С этого я и начал, когда мы отошли к густому высокому вязу.

— Ну, рассказывай, кто, как, зачем?

Максим начал говорить, запинаясь и краснея. Мы с Олегом просто обомлели.

— Где, говоришь, она работала?

— В комендатуре, я же сказал.

— То есть это она документы нашему «майору» справляла?

— Она. Кстати, он действительно майор абвера. Но она не могла иначе, это давняя история, она мне все рассказала, когда мы с ней в лесу.

— Ну что вы делали в лесу, можешь не рассказывать. Ты понимаешь, что она — враг?!

— Нет, она несчастная, одинокая девушка. Он повязал ее по рукам и ногам.

— Вот что, Чиж, ты ее забудешь. С этой минуты и навеки, — приказал я. — Да ты и знаком-то с ней всего ничего.

— И что? Не бывает любви с первого взгляда? Не бывает? — запальчиво говорил он, и в глазах его стояли слезы.

Бывает, вспомнил я. Вспомнил Марину, и сердце мое зашлось. Всего две недели тому назад я был безумно, невозможно счастлив. Как я мог судить товарища? Полюбил не ту?

— Ты полюбил не ту, Чиж, — тихо сказал я.

— Я не Чиж! Перестань называть меня так!

Я с удивлением обнаружил, что он говорит мне «ты», чего раньше никогда не было. Повзрослел наш Чижик. А он продолжал, давясь словами, заикаясь от волнения:

— Говоришь, не ту полюбил? Разве это выбирают? Любовь безоговорочна, если хочешь знать!

Он вдруг осекся, замолчал.

Я оглянулся. К нам подходила очень красивая девушка. И это было не главное в ней. В ней была. порода, что ли. Вот как у скакуна. Порода, стать. Это больше чем красота.

Гордая осанка, прямая спина, приподнятая головка в коротких каштановых кудрях.

Светло-карие глаза смотрели на нас открыто и доверчиво.