Фридрих Незнанский - Последняя роль неудачника

— Кто будет слушать?

— Я, — сказал Баруздин. — Лично.

— А на работу принимаете вы?

— Что ж, — сказал Баруздин, все еще улыбаясь, — если мне подойдет, покажем запись господину Полтораку.

Валентин направился к двери, за которой ему посулили Интернет.

— Ни пуха, — кинул вдогонку Баруздин.

— А знаете, — обернулся к нему Валентин, — странно это… вот вы сказали: расшевелить людей десятиминутной сводкой. Я что-то не слыхал, чтобы был большой интерес к известиям на десять минут. Три, максимум пять…

— Ага, точно, — сказал Баруздин. — Большого интереса нет. Но у нас, как видите, есть.

— И вы рассчитываете, что эти длинные новости будут слушать?

— Вот именно, — весело отозвался Баруздин. — И в этом наше отличие.

Парень явно не Цицерон, подумал Валентин, повесил зеленый пиджак на спинку стула и погрузился в Интернет.

…Президент отправил в отставку начальника Генерального штаба Вооруженных сил России со словами: «Давно пора». Присутствующие журналисты немедленно запустили эту информацию в эфир и тут же последовало опровержение. Президент сказал: «Давно пора вас наградить…» Бывший глава Генерального штаба награжден орденом «За заслуги перед Отечеством» 2-й степени.

…Кислородные маски и немедленная госпитализация стали наградой за попадание в книгу Гиннесса для страстной пары из Милана, процеловавшейся, страшно подумать, 31 час 17 минут.

…Три мечети были взорваны в четверг в филиппинском городе Давао всего лишь через несколько часов после теракта на городской пристани, в котором погибли 16 человек.

…Режиссер фильма всех времен и народов «Броненосец „Потемкин“ Сергей Эйзенштейн рисовал эротические и откровенно непристойные картинки и шаржи. Персонажами его сюжетов часто были близкие друзья — тоже ставшие частью нашей культурной истории. Чувственное воображение Эйзенштейна помогло ему создать интересные вещи. Выставка этих уникальных работ проходит в московской галерее Нащекина.

…На вчерашнем заседании московского правительства мэр Москвы потребовал к 2006 году удвоить число столичных гостиниц, к 2010 году довести количество койкомест до 200 тысяч.

…В Зеленогорске даст благотворительный концерт знаменитый армянский скрипач, утверждающий, что там его корни и могилы предков…

Валентин надел свой зеленый пиджак, собрал распечатанные странички. Тут появилась блондинка с чашкой кофе.

— Желаю удачи, — сказала она. — Я вам с молоком сделала, как, ничего?

Баруздин расхаживал за дверью с программой передач в руке.

— Порядок, — сообщил ему Валентин.

— Прекрасно, — сказал Баруздин, натужно улыбаясь. — Я уж было решил, что вы удрали через окно. Шутка, — объяснил он.

— Где же ваш звукооператор? — спросил Валентин.

— Матвей! — позвал Баруздин, продолжая ободряюще скалиться.

Подошел бородатый мужик в рубашке с закатанными рукавами. У него были крупные кисти рук.

— Рекомендую. Это наша местная знаменитость: изобретатель и народный целитель Матвей Григорьевич Шкуро. А по совместительству звукооператор нашей радиостанции.

— На самом деле все наоборот, — сказал Шкуро.

Они поздоровались.

— Матвей, этого человека надо записать.

— Пошли, — бросил Шкуро, так и не сказав Баруздину ни единого слова. Валентину показалось, что между ними какая-то напряженность.

Они спустились по лестнице и вошли в пустую студию. На полу еще валялись клочки коричневой оберточной бумаги. Новая аппаратура сверкала.

— Ваш микрофон там, — сказал Шкуро, указывая на соседний с ним блок.

Валентин сел и еще раз просмотрел сводку. Шкуро зашел в аппаратную, чтобы включить магнитофон.

— Что у вас будет? Известия?

— Да, — сказал Валентин.

— Скажите что-нибудь.

— У верблюда два горба, — внятно произнес Валентин.

Шкуро за стеклом оторопел.

— У верблюда два горба, — повторила машина.

— Начинать? — спросил Валентин.

— Еще раз, — попросил Шкуро. — Что-нибудь другое, пожалуйста, надо разные буквы попробовать для настройки.

— От того, что жизнь — борьба, — сказал Валентин, — у верблюда два горба.

Шкуро засмеялся.

— Так мне начинать?

— Не торопитесь. Я дам знак, и тогда начнете, когда вам удобно.

Оба повернулись к настенным часам. Секундная стрелка дошла до двенадцати. Шкуро опустил руку.

— Поехали.

— Говорит «В полтора раза круче», — начал Валентин. — Блок информационных новостей открывает…

Запись шла чуть меньше десяти минут. Шкуро выключил магнитофон и вышел из аппаратной.

— Сколько событий, — сказал он. — Кто бы мог подумать.

— Обо всем понемногу, — отозвался Валентин.

— О’кей. Дорогу наверх найдете? Скажите Димону, все готово, можно слушать, если хочет.

— Спасибо.

— Не за что, — сказал Шкуро. — А вы сами разве не хотите послушать?

— Может быть, в другой раз, — ответил Валентин.

Баруздин и блондинка пили чай за письменным столом.

— Готово? — спросил Баруздин.

— Да, — сказал Валентин. — Он записал.

— Хорошо, хорошо. Присядьте где-нибудь. Лапуля, — обратился он к девушке, — дай ему журнал.

— Я тоже хочу послушать, — сказала девушка.

Валентин сел за стол и четверть часа читал статью об операции коррекции зрения, не понимая ни слова. Дочитав, он обнаружил, что еще держит в руке свою сводку новостей. Он скомкал листы и бросил их в корзину. Потом прочел письма в редакцию и обзор кинофильмов. Баруздин и лапуля все не возвращались.

Валентин постоял у окна, наблюдая, как выгружают из лифта очередное новое оборудование, и выкурил сигарету, потом другую. На него по-прежнему никто не обращал внимания.

Баруздин вернулся через полчаса и один. Посмотрел на Валентина уже без улыбки.

— Сознайтесь, вы знакомы с Полтораком?

— Нет.

— Ну мне-то вы можете сказать! — настаивал Баруздин.

— Что сказать?

— Сказать «да».

— Если вам это доставит удовольствие — ради бога.

— Значит, незнакомы?

— Нет.

— Ладно, — Баруздин вздохнул. — Все-таки я не понимаю… Шеф хочет вас видеть.

— Он будет слушать запись?

— Он уже слушал, — сказал Баруздин. — Пойдемте.

За компьютерным залом было три просторных складских помещения — пустых, если не считать стеллажей из «Икеи» и все той же пенопластовой стружки по углам. Кондиционеры здесь не работали, духота была страшная. Комнаты еще хранили какие-то прежние запахи, это было неприятно. В средней, самой большой, комнате под потолком шла вычурная круговая балюстрада, на которую смотрело двадцать круглых окошек. Солнечный свет, проникавший сквозь них, лежал на перилах и верхней части стен светлыми пятнами.

— С ума сойти, а? — кинул Баруздин на ходу.

Валентин, прищурясь, посмотрел на желтый потолок и сказал: