Фридрих Незнанский - Штрафной удар

Говорят, что будто при Рябове Команда заиграла, говорят, что он открыл новый яркий талант — этого вот самого Комарова. Так, положим, неизвестно еще, как бы Команда играла без Рябова, может, и получше нынешнего, а что касаемо Комарова, так тут вообще рано судить, подумаешь, неполный сезон пацан отыграл, а уже туда же — звезда, прости господи! Видал Виктор Палыч на своем веку настоящих звезд. Таких, которым болельщики их деревянные чемоданчики до автобуса несли, а не тех, кто заграничную валюту в ночных клубах просаживает. Не любил, в общем, Виктор Палыч Рябова, и хоть не мог он себе впрямую признаться, но выходило так, что эта его антипатия переворачивалась по отношению к человеку, который, как поговаривали, и отправил заносчивого тренера на тот свет, на этого самого Деревянку. Виктор Палыч не знал, конечно, с каких таких пирогов Рябова укокошили, но, надо полагать, было за что. И слава богу, что этот беспокойный человек убрался из Команды подальше. Не надо нам тут таких.

— Ну так как же? — назойливо твердил молодой сыщик. — Как же было с контрамаркой-то?

— Молча, — отрезал Виктор Палыч. — Водитель тренера — работник клуба. Пришел, попросил. Имел право. Больше ничего не знаю. Не отрывайте от работы.

Филя уже давно понял, с кем имеет дело. Ну ладно же, вохровская твоя душонка, решил он, зайдем по-другому. Прошло время быть хорошим полицейским, пришло время быть полицейским скверным.

— А ну не врать! — заорал Филя. — Водитель Рябова, господин Деревянко, никогда не числился сотрудником «Буревестника», он нанимался на работу лично Рябовым! А раз так, то, значит, передавая ему контрамарку, вы совершали должностное преступление!!! — Во загнул, подумал Филя и треснул кулаком по столешнице.

Надо признать, удар получился. Даже стакан выскочил из подстаканника, и остатки чая выплеснулись на какие-то деловые бумаги. Это подняло Филе настроение и добавило уверенности, тем более что глаза администратора Евсеева чуть не вылезли из орбит, а руки против его воли вытянулись по швам.

— Немедленно, слышите, сию секунду мне список всех, кто получил в тот день контрамарки! — зашипел Филя, мысленно любуясь собой со стороны. — А из него вычлените другой — тех, кто получил билеты на места рядом с Деревянко.

«Офис» фан-клуба «Буревестника» представлял собой обыкновенную квартиру, хозяин которой и был, собственно говоря, президентом фан-клуба.

Президентов развелось, бурчал Филя, поднимаясь по ступенькам на шестой этаж, оба лифта в шестнадцатиэтажке не работали. Филя ожидал увидеть полусумасшедших подростков, распевающих футбольные четверостишия и коллективно же нюхающих клей. Оказалось, болельщики «Буревестника» — вполне респектабельные граждане. Правда, когда открывший дверь молодой человек представился Гарринчей, Филя все же почувствовал себя неуютно, но ненадолго.

Это и был президент фан-клуба «Буревестника». Только на трибунах Гарринча превращался в страстного зрителя, а в миру был зубным врачом, и, судя по обстановке, преуспевающим. Гарринче было около тридцати, у него был собственный частный прием, две любовницы и охотничья такса, с которой он ходил на лисиц. Гарринча утверждал, что пес отменно разбирается в футболе, но все же на стадион его с собой не брал — не разрешается. Это единственное, что несколько расстраивало Гарринчу, но он забывался в общественной работе: прочищал мозги юным футбольным хулиганам и учил их правильно болеть.

— А как правильно-то? — спросил Филя. — Петарды с трибун не запускать?

— Нет, петарды — это святое дело, — возразил Гарринча. — Правильно — это без ущерба своему ближнему. Моральный ущерб нанести команде противника — самое милое дело для истинного болельщика. А вот физический — это уже уголовщина, это у нас не приветствуется.

— А кресла на трибунах разве не вы выворачиваете? — наобум сказал Филя. Надо же было как-то поддерживать разговор.

— С чего вы взяли? — покраснел Гарринча.

Значит, рыльце было в пушку. Впрочем, Филю это не особенно-то и волновало. Его волновало, кто сидел в фанатском секторе в последнем матче сезона — 19 ноября прошлого года, когда «Буревестник» боролся за серебряные медали. Дело в том, что Деревянко получил контрамарки на три места именно туда. Объяснялось это просто: поскольку администратор Евсеев покойного тренера Рябова, как выяснилось, терпеть не мог, он и дал ему билеты в фанатский сектор, просто так, из вредности и нелюбви к человечеству. Руководство ФК «Буревестник» после нескольких неприятных инцидентов на трибунах с участием ОМОНа пыталось наладить неформальный контакт с Гарринчей и его соратниками и выделяло им льготные билеты всегда в одном и том же секторе.

— Мы легалы, — объяснил Гарринча, угощая Филю фирменным коктейлем «Песня о „Буревестнике“ (горькая настойка „Зверобой“, грейпфрутовый сок), — никаких драк, битых витрин, перевернутых автомобилей. Мы выплескиваемся только на стадионе.

— Есть, значит, и нелегалы? — уточнил Филя.

— Само собой, их навалом. Для этих футбол не главное. Но это еще что, — сказал Гарринча. — Вот, например, секта Марадонны.

— Подумаешь, — пожал плечами Филя. — У него таких фан-клубов по всему миру тысячи, наверно.

— Не, — возразил Гарринча. — То фан-клубы, а то секта, натуральная! Ее какой-то аргентинский журналист соорудил. Спортивный. Все как положено: создал учение, собрал прихожан. У них своя библия — автобиография Марадонны, свои десять заповедей: «футбол превыше всего», «безграничная любовь к Диего», «нести слово Диего в народ», «регулярно посещать проповеди Диего», «именем Диего назвать своего сына»… представляете?!

— Клиника, — покачал головой Филя.

— Вот именно. Давайте за «Буревестник»! — Гарринча поднял бокал.

Через полчаса Филя, сыпавший налево и направо футбольными словечками и фамилиями, вполне уже втерся в доверие к президенту фан-клуба. Особенно подкупил он его тем, что всячески выражал свою неприязнь к главным и историческим соперникам «Буревестника» — киевскому «Восходу». Оба помечтали о том, когда и «Буревестник» и «Восход» попадут в одну подгруппу Лиги чемпионов — и вот тогда-то от заносчивых киевлян не останется и мокрого места. Перешли на «ты». Филя стал называть Гарринчу Гариком.

— А помнишь последнюю игру, Гарик? — спросил Филя.

— В Лиге чемпионов или во внутреннем чемпионате?

— А какую помнишь?

— Да я все помню, — запальчиво заявил Гарринча. — Я все игры помню! Я всю статистику помню! Я все мячи помню! Я помню, кто когда на замену выходил!

Филя слегка испугался. Кажется, он переоценил нормальность своего нового приятеля. Но все же решил идти ва-банк.

— Может, ты и зрителей на трибунах поименно помнишь? Все сорок тысяч?