Фридрих Незнанский - Славянский кокаин

— А почему вы думаете, что Пьеро был несчастлив?

— Ну как же, печальный клоун…

— Вот вы сами все и сказали.

— Не понимаю…

— Главное — не то, что снаружи, а то, что внутри, понимаете? Душа, суть.

Она взяла у Дениса статуэтку и поставила на место. «Ну, конечно, — подумал Грязнов. — Пьеро. Может быть, скорее Карабас-Барабас? Душа! Суть! Конечно, извечные метания всех бандитов, думающих, что у них чистая, страдающая душа! Не смотрите, что я такой с виду, в душе я — сущий Пьеро. Тошно уже от этих рефлексий и слюней».

— Ну что же, Денис, пойдемте. Там, наверно, все уже расселись.

— Да, конечно, идемте. Только я попросил бы вас выделить мне место где-нибудь с самого края. А то мне, знаете, пораньше уйти нужно.

«А этот Бакатин — изрядный эстет. Статуэтки всякие, картины, антиквариат. Итальянскую комедию ценит. Может быть, он Пьеро в этом смысле? Как ценитель изящных искусств?»

Они пришли в гостиную, где был поставлен огромный стол, ломившийся от всяческих яств. Дениса усадили с самого края. Вдова села во главе стола.

В общем, если не считать многочисленных изысков кухни, поминки были самые обыкновенные. Та же кутья, те же блины с медом. Так же у стола стоял пустой стул, а перед ним тарелка и стакан с водкой, накрытый черным хлебом.

Этот обычай Денис никогда не понимал. Ему казалось дикостью вера в то, что душа умершего человека сидит вместе со всеми за столом и слушает, что о ней говорят ее родные и близкие. А если это и так на самом деле, то не кощунственно ли ставить перед горемычной душой пустую тарелку и стакан водки с черным хлебом. Однако этот вопрос такой глубокий, уходящий своими корнями, наверно, в самые древние обряды и поверья, что спорить на эту тему людям, совершенно не разбирающимся в этой проблеме, просто глупо, считал Денис и никогда и ни с кем не заводил разговор на эту тему.

Какая-то дама бальзаковского возраста, сидевшая рядом с Денисом, принялась активно его обхаживать:

— Молодой человек, вам этого салатика?

— Спасибо, я сам.

— Да вы же не дотянетесь. А я вам рекомендую вон тот. Очень вкусный, Майе он особенно удается.

— Спасибо большое.

— А вы покойному кто?

— Приятель.

— А как вас зовут?

— Антон, — зачем-то сказал Денис.

— Антон, ну что же вы такой стеснительный. Знаете что? Я вас буду называть Антуан. Вот. Нравится?

Денис-Антуан пожал плечами:

— Вот такой вот стеснительный. И потом, все-таки поминки…

— Ах, поминки. Невидаль какая! Боже ты мой. Вот уж не причина, чтобы стесняться. Меня, кстати, Любовь зовут.

«Куда как символично», — подумал Денис.

— Любовь… А по отчеству?

Дама обиженно глянула на Дениса:

— Можно и без отчества. Ах, ну вы кавалер или не кавалер, в конце концов, сейчас будут говорить речи, а у нас с вами даже не налито.

— Да, действительно. Вам вина?

— Боже упаси! Какого вина! Вином разве поминают. Водки конечно же.

Денис налил ей водки.

— Ах, полнее, — с придыханием проговорила она.

Тем временем из-за стола поднялся Груздь с полным бокалом и глуховатым голосом произнес:

— Сегодня мы хоронили своего лучшего друга. Такого, что, может быть, больше никогда не будет…

При этих словах дама громко всхлипнула, и Денис понял, что это она и была единственной, кто плакал на похоронах в полный голос.

— Он был добрым, честным, но, самое главное, хорошим, лучшим другом, — продолжал Груздь. — Он всегда помогал в беде и ни разу никому не отказал в помощи. Я вспоминаю Валю только жизнерадостным, улыбающимся человеком. Пусть он всегда останется таким в нашей памяти и в наших сердцах. Все знают, что у него была ранимая душа. Он старался скрывать от нас от всех свои неприятности и переживания, потому что он заботился о нас. Он был очень хорошим человеком. И этот несчастный случай… Это либо страшная ошибка природы, либо Господь Бог призвал его в свое священное воинство…

«О-о, сейчас он еще начнет проповедь читать», — пронеслось в голове у Дениса, но он тут же одернул себя, вспоминая, что он на поминках и что у людей горе.

— Давайте почтим память Валентина минутой молчания, — закончил Груздь.

Все встали из-за стола, выпили налитое и несколько секунд постояли молча. Дама, что сидела рядом с Денисом, оказалась на полголовы выше его, и Денис очень обрадовался этому факту, хотя слегка поразился, ведь и сам был далеко не карлик.

Потом начались обычные разговоры и воспоминания. И Денис решил, что пора бы уже и уходить, но его не отпускала Любовь.

— Антуан, ну куда же вы так рано?

— Дело в том, что у меня работа…

— Какая может быть работа, когда такое дело, поминки? Где вы работаете?

— Вы не могли бы передать мне вон тот салат?

— Ну вот, так-то лучше. Пожалуйста.

— Спасибо.

— А вы с Валей давно приятели?

— Нет, не очень.

— Расскажите что-нибудь.

— Да я не очень близко с ним знаком. Хороший, нормальный человек.

— Да нет, я не о Вале. Расскажите что-нибудь о себе.

— Да что мне о себе рассказывать? Я скучный, неинтересный человек.

— Да перестаньте. Я же вижу, что нет. Я, знаете ли, психолог человеческих душ, так сказать. Вижу, что каждый человек из себя представляет.

— Правда? Как интересно.

— Хотите расскажу о вас?

— Нет, вы знаете. Я сам о себе все знаю.

Дама опять обиделась. Она поджала губки и, гордо вскинув голову, произнесла:

— Ну как хотите. Впервые встречаю такого странного человека, как вы.

Денис расплылся в обворожительной улыбке. И зря он это сделал. Дама поняла это как благосклонный знак в ее сторону. Она поднесла бокал и грудным голосом произнесла:

— Ну что же, тогда налейте мне. Мы выпьем за знакомство. И за вас, такого загадочного.

Денис налил ей вина и сказал:

— Конечно, давайте выпьем. Только не за знакомство, а за покойного. Мы все-таки на поминках.

— Какой же вы все-таки церемонный, Антуан.

— Ну извините уж, — пожал он плечами.

Дама отвернулась от него и, видимо тоже вспомнив, где она находится, сказала:

— Майечка, может быть, ты что-нибудь скажешь о Вале.

Майя даже бровью не повела.

— Давайте оставим Майю в покое, — сказал Мишин. — Ей, по-моему, тяжелее нас всех. И она очень устала.

Майя поднялась из-за стола.

— Я сегодня действительно очень устала, — произнесла она. — Извините, пожалуйста, но я пойду наверх, очень болит голова.

Тут же встал и Денис.

— Вы тоже уже уходите? — спросила вдова.

— Да. Мне пора.

— Ну что же, пойдемте я вас провожу.

— Н-ну… спасибо.

Они вышли в коридор, и Денис с облегчением вздохнул. Он надел куртку.

— Спасибо. Еще раз — мои соболезнования, — сказал он.

— Да, да. Спасибо и вам. Что-то голова ужасно разболелась, пойду наверх. До свидания.

«У них еще и „верх“ есть».