Фридрих Незнанский - Убийственная красота

— Решение о выдачи лицензии принимает председатель Лицензионной палаты. Единолично.

— То есть покойный Климович?

— Да. Но он делает это на основании заключения экспертов. Решение о выдачи лицензии — это, по сути, коллективное решение.

— Но вы же только что сказали, что его принимает председатель палаты единолично!

«Спокойно, держись, — говорил себе Левин. — Раз, два, три…»

— Да, он его принимает единолично. Он ставит свою подпись под документом. А фактически — это решение коллективное, — четко выговаривала слова Кузьмина. — Большую роль в принятии этого решения играют специалисты экспертного управления. И его руководитель, который…

— А кто руководитель этого управления?

— Я! Как видите, я жива и здорова. И вообще, логичнее было бы убрать всю Лицензионную палату. А мы все, слава богу, живы.

Она победно взглянула на зеленого от тоски Левина.

— Хорошо. Еще вот такой вопрос. Лицензионная палата отозвала лицензию на деятельность клиники «Возрождение». Как вы это прокомментируете?

— Это вообще другая история. Во-первых, Нестерову запретили деятельность, связанную с применением его препарата. А производить никто ему не запрещал. Во-вторых, лицензию отозвали уже два месяца тому назад, а Климович погиб третьего дня. В-третьих, в случае с Нестеровым процедура вообще была другой. Мы получили официальное письмо из ведомства Литвинова. Контрольный институт уведомил нас, что отзывает разрешение на использование препарата Нестерова.

— Как по-вашему, может ли это обстоятельство являться мотивом преступления?

— Понятия не имею. Могу только сказать, что в данном случае логичнее было бы убрать Литвинова. Это он «зарубил» препарат Нестерова. А при чем здесь Климович? Были бы документы в порядке, он бы выдал лицензию. Он же не может отступать от буквы закона. Вернее, не мог, — отчеканила Кузьмина.

— А как отнесся Нестеров к тому, что вы отозвали лицензию? Он не звонил Вадиму Яковлевичу по этому поводу?

— Насколько мне известно, нет.

— Вообще, Вадиму Яковлевичу никто не угрожал?

— Он мне ничего такого не говорил. Зачем кому-то ему угрожать? Угрожать следовало бы мне. Но и мне никто не угрожал. Я ведь вам все объяснила, — тоном училки, уставшей от разговора с дебилом учеником, проговорила Кузьмина.

— Благодарю вас, Светлана Петровна. Распишитесь, пожалуйста, под протоколом. Вы нам очень помогли. Если еще что-то понадобится, мы вас еще побеспокоим.

Левин вымученно улыбнулся, собрал бумаги и выкатился из кабинета. «Спаси меня бог быть когда-нибудь этим… как его… лицензиатом!» — подумал он напоследок.

В доме девять по Староконюшенному переулку работал Кирилл Сергеевич Безухов, молодой человек с оттопыренными ушами, за которые коллеги по работе прозвали его Лопушком. Кличка эта как переходящее знамя перешла к нему от бывшего наставника, Олега Николаевича Левина, чьим стажером начинал не так давно Кирилл Сергеевич свой трудовой путь в Генпрокуратуре.

В данный момент Безухову надлежало переговорить с Александром Степановичем Бойко, квартира которого располагалась рядом с квартирой Литвинова.

Дверь четырнадцатой квартиры открыл маленький, кругленький, очень аккуратный старичок в очках с толстыми линзами.

Безухов представился, показал служебное удостоверение.

— Я к вам, Александр Степанович, по поводу взрывного устройства, которое было обнаружено возле двери вашего соседа девятнадцатого августа.

— Так это когда было-то, милый! Уж приходили к нам, опрашивали. Чего снова-то?

— Новые обстоятельства возникли. Так разрешите мне пройти?

— Конечно, проходи, милый. Надо же, такой молодой парнишка, а уже следователь. Да еще в прокуратуре. Дивлюсь я.

— А чего же дивиться? — улыбнулся старинному обороту речи Безухов.

— Так ведь телевизор когда смотришь, кажется, что вся молодежь с ума посходила, — шаркая по коридору и жестом приглашая Безухова следовать за ним, дребезжал тонким голоском старичок. — То раздеваются прямо в камеру, тьфу, срамота одна, то за волосья друг друга дергают и такое непотребство словесное изрыгают, что так и хочется сказать: изыди, сатана!

Старичок перекрестился на икону, висевшую в углу комнаты.

— А в жизни-то все не так уж плохо. И молодые есть, которые делом занимаются. Ну садись, мил-человек, давай спрашивай свои вопросики.

Кирилл сел возле круглого стола, накрытого дешевой, старенькой, но чистой скатертью. Вообще обстановка была небогатой, если не сказать бедной. Но квартира сияла чистотой.

— Уютно у вас как! И чистота такая! Даже удивительно! — начал обработку Безухов.

— А чего же удивительного? Надобно и о чистоте телесной заботиться, и о чистоте жилища. Это все Господом ниспослано, надо ценить и благодарить.

— Но вы, кажется, один живете? Мне в паспортном столе дали сведения обо всех жильцах.

— Один, это так. Уж пять лет как один. Старуха моя меня покинула, не пережила смерти доченьки нашей. Люсенька от рака сгинула, а старуха от тоски по ней. Так одна за другой и померли, царство им небесное, — перекрестился старичок.

— Очень вам сочувствую, — искренне произнес Кирилл. — А кто же вам помогает? Тяжело ведь одному хозяйство вести.

— А чего, много ли надо? Щи да каша — пища наша. Мариночка часто балует.

— Мариночка — это кто?

— Соседка. Литвинова Мариночка. Жена Марата. На которого покушались.

— Расскажите, пожалуйста, что вы об этом помните.

— А что помню? Утро было. Около восьми. Я на кухне уже хлопотал. Звонок в дверь. Открываю: Мариночка с Маратом. Показывают мне на коробку. Гляжу: возле их двери висит коробочка такая, как вон у меня в прихожей. Там электропроводка спрятана. Марат спрашивает, мол, не знаю ли я, что за коробка. Не знаю, говорю. Позвонили Григорьевне из соседней квартиры. Она еще спала, мы ее разбудили. Ну и она ни сном ни духом про эту коробку.

— А что за переполох такой? Ну висела коробка. Почему Литвиновы так всполошились?

— Это я не знаю, это вы у них спросите. Только получается, что правильно всполошились. Кабы не всполошились, так и рвануло бы. Мы бы с вами, может, и не беседовали.

— Это так. А что дальше было?

— А чего дальше? Марат вызвал Митьку.

— Это кто?

— Электрик наш. Он пришел, глянул, потом наклонился к коробке-то да как заорет: мол, тикает там! Это, мол, бомба! Он у нас шумный малый — контуженый, на войне воевал. Но тут среагировал правильно и быстро. Разогнал нас по квартирам, велел в милицию звонить и в ванной запереться. Ну мы и сидели все по своим углам как мыши. Потом уж узнали, что он эту бомбу разминировал. Хоть и алкаш. Во какие у нас тут герои проживают! Милиция приехала, ругали его. А чего ругать? Ему медаль надо на грудь вешать за спасение проживающих.