Фридрих Незнанский - Черный амулет

Сильно рисковал Константин Дмитриевич, выпроваживая аж до самого вечера из своего кабинета охрану, которая доставила к нему из СИЗО на допрос задержанного майора милиции Щеткина. По сути, под честное слово Петра отпустил и охрану, и его самого, твердо зная, чем может грозить ему теперь такое, просто невероятное, своеволие. Даже ключи от своей машины собственноручно вручил «беглецу». Короче говоря, дело уже сделано, и сейчас важнее всего не привлекать к нему дополнительного внимания. Оттого и тон общения Меркулов выбрал нейтральный. А Колокатов, судя по его поведению, не знал, чем закончился допрос. Да и вообще, был ли он. Все знает, а тут промазал? Нет, что-то не то…

Но в любом случае, хоть и сильно теперь уже сомневался Меркулов в своих решительных действиях, оставалась у него надежда на то, что их неординарность обязательно принесет свои плоды. Иначе с чего бы он стал так рисковать всем — и своим незапятнанным именем, и карьерой, и вообще… сказано же — всем? Значит, верил. Пусть и сомневался, но подспудно верил…

— Видно, в этом есть необходимость, Константин Дмитриевич, — уже твердо продолжил свою мысль Колокатов. — И если вы не будете возражать, в том плане, что мое присутствие здесь и сейчас не является крайне необходимым, я бы хотел пройти по следам Цветкова в день его убийства. Хочу, если вы не возражаете, на Житную съездить, там, по некоторым сведениям, кое-кто хорошо знал его. Да и Щеткина — тоже.

— Собираетесь отыскать его убийцу? А террориста кто будет ловить? Не знаю, не знаю, право, как вы это совместите…

— Владимир Дмитриевич предоставил мне такую возможность.

— Понятно, — кивнул Меркулов. А чего тут неясного? Естественно, Володя Поремский наверняка с большим удовольствием отпустил Колокатова, скорее всего, чтоб этот не путался у него под ногами. Ну что ж, руководителю бригады виднее. «Да… выбрал я себе помощничка… ах, Саня, Саня…» — с горечью подумал Меркулов и вернулся к теме разговора:

— Так вы решили еще и Цветковым заняться? А кому дело поручено?

— Курбатову. И он тоже не против. Возможно, эти два дела придется соединить в одном производстве, Константин Дмитриевич. Я имею в виду Щет-кина и Цветкова, а как вы считаете?

— Судя по тому, как вы рассказываете, возможно. Но решить это должен прежде всего Курбатов. Сделает представление, я посмотрю. Есть порядок, и вы об этом знаете.

— Да, конечно… А на Цветкове теперь многое сходится. Он же, по существу, представил веские, как вам известно, доказательства против майора Щеткина… Но вчера, когда сам стал жертвой неизвестного убийцы, какой вывод напрашивается?… С одной стороны, получается, что его убийство можно рассматривать в порядке чьей-то мести за арест Щеткина…

— А с другой? — равнодушно спросил Меркулов, просто чтобы не молчать.

— С другой получается куда сложнее, Константин Дмитриевич, на мой взгляд. А вдруг именно Цветков и был тем самым «кротом», которого мы разыскиваем? Я задумался: а почему бы нет? Больше того, и моя собственная вина здесь несомненна! Именно я его и привлек к расследованию этой трагедии в детском доме. Для меня, поверьте, это будет ужасный моральный удар. Но я готов стерпеть, ибо против истины, как говорится… да… Ко всему прочему, Цветков владел всеми материалами дела. Возможно, что кому-то его знания могли показаться опасными, вот и… И убрали его. Или не так? Я не особо силен в следственных действиях, понимаю, надо учиться, но ведь и не боги, говорят, горшки обжигают.

— Да, в общем-то, если нужен хороший горшок, лучше, чтоб его сработал все-таки бог в своем деле. А так? Уж как получится.

— Я понимаю вас… Значит, вы не будете возражать, если я?…

— Да, займитесь… Если нет других вопросов, вы свободны, Дмитрий Сергеевич.

И когда Колокатов покинул, наконец, его кабинет, Константин Дмитриевич вздохнул с облегчением: не хватало, чтобы Дмитрий Сергеевич решил отправиться в СИЗО, к Щеткину. М-да, вот так один не слишком осторожный поступок, навеянный мгновенным доверием к человеку, может вдруг погрозить тебе своими тяжкими и непредсказуемыми последствиями…

Интересно, а куда сам Щеткин все же отправился?… Ответа нет, значит, придется ждать, уповая на то, что слова майора не окажутся блефом и заместителю генерального прокурора не придется писать своему новому шефу немедленное прошение об отставке. А ведь не исключено, черт возьми, если вдуматься!

Но, как бы там ни было, а Клавдию Сергеевну, к счастью умевшую держать язык за зубами, Константин Дмитриевич все-таки предупредил, чтобы она ни словом не обмолвилась, что в кабинете его нет арестованного Петра Щеткина. Вдруг кому-то придет мысль спросить. И еще, для всех, без исключения: Меркулов никого сегодня не принимает. Допрос ведет. И будет занят до позднего вечера. Все остальные дела — на завтра.

Позвонили с проходной. И хмурый Меркулов дал указание немедленно пропустить к нему супругу первого помощника генерального прокурора госпожу Турецкую. Чего они там дурака валяют? Выписан же пропуск! Или Клавдия чего-то напутала? Вот же ситуация! Теперь все готовы сослаться на Санину беду, лишь бы спихнуть с самих себя ответственность. Какую и зачем, этого Меркулов додумывать уже не стал, настроение было не то…

Идя кривыми коридорами Генеральной прокуратуры, Ирина Генриховна удивилась неожиданно пришедшей в голову мысли: оказывается, за долгие годы работы Шурика в этом здании она, его супруга, ни разу здесь не была. Как странно! А ведь именно тут и проходит большая часть его жизни, — получается, неведомая ей? Да нет же! А как же тогда все его друзья-приятели с их бесконечными, часто ночными, нахальными телефонными звонками и непрошеными визитами? Сослуживцы, от которых совсем, казалось, не было отбою?

Конечно, она, вольно или невольно, постоянно «варилась» в этом «котле», отчего иной раз становилось так тошно, что бросила бы все и умчалась на край света… А ведь случалось, так и делала, удирая то к тетке в Юрмалу, то к подругам по «Гнесинке», то на юга, к морю. Но долго не выдерживала характер, все представлялось, что Шурке, будь он неладен со своими вечными «фокусами», стало плохо, и он — несчастный, брошенный сукин сын… и конечно же ему ох как плохо без нее! И побег завершался чаще по ее же инициативе. Правда, иногда и друзья пытались «воздействовать на совесть». А потом все повторялось, пока… Пока ножом его не полоснут, или по башке трубой не огреют, или дырок в его шкуре не наделают… Шуточки все! Господи, сколько уже было их, этих «пока»! И все не успокоится, не остепенится, хотя полвека на носу… Ну да, и дружки-приятели, между прочим, такие же ненормальные, словно не от мира сего! Что Костя, что Славка…

Но Костя — вон он, сидит, ждет. А Славки нет. Не перенес гибели племянника, как-то странно быстро уволился из МВД и уехал, вот уж действительно на край света, в какую-то дальневосточную тайгу — не то людей защищать от тигров, не то тигров — от людей. У Шурки ж ни черта толком не узнаешь, для него и беда горючая — просто неудачная шутка жизни.