Фридрих Незнанский - Чеченский след

Но Елена не дала ей договорить:

— У каждого свое место!

— Как ты разговариваешь с матерью?!

— Все, мама, все!

Нина Матвеевна знала цену этому «все». Теперь дочь может уйти, хлопнув дверью, уйти, не сказав куда, к подруге или к тетке, которая всегда привечала ее в таких случаях. К счастью, в дверь позвонили. Нина Матвеевна посмотрела в глазок и обрадованно зашептала:

— Алексей. — Она уже открывала ему дверь, улыбалась приветливо, словно не было неприятного разговора с Еленой. — А почему сам не открываешь? Ключи, что ли, потерял?

— Устал.

Алексей опустился на стул около входной двери. От него пахло спиртным. Нина Матвеевна никогда не видела зятя в таком состоянии, но и виду не подала, продолжая улыбаться как ни в чем не бывало.

— Где жена?

Первый раз в жизни он назвал ее не по имени, а просто «жена».

— На кухне, там, Алешенька, — лебезила перед зятем Нина Матвеевна.

— Почему не встречает мужа? А, почему? — взревел он.

Елена вышла из кухни, сложив руки на груди, спокойно остановилась, опершись о дверной косяк.

— Ну?

— Баранки гну, — зло ответил муж.

Нина Матвеевна от удивления открыла рот.

Елена так же равнодушно пожала плечами, но не сдвинулась с места.

— Алеша, что случилось, — Нина Матвеевна решила, что пора вмешаться, — на работе что-нибудь?

Она так искренне постаралась проявить внимание к проблемам зятя, что на ее глазах даже слезы выступили. Алексей удивился, покачал головой, остыл немного, сказал через паузу:

— Случилось.

— Что же, Алешенька? Чином понизили?

Алексей усмехнулся:

— Понизили. Можно сказать, опустили. Только не на работе. А дома.

— Ничего не понимаю, — Нина Матвеевна на самом деле не знала, что и думать, — как тебя дома могли чином понизить?

— А вот так вот, теща дорогая, — тихо сказал Алексей, — я здесь больше не муж, не отец…

— Да что ты вообще болтаешь, — махнула рукой Нина Матвеевна, — ну выпил, с кем не бывает, зачем же теперь в родном доме врагов искать?

— Выходит, в доме-то и следовало их искать, а я как дурак…

— Алексей, — теща вышла из себя, — да объясни ты наконец хоть что-нибудь…

— Что тут объяснять? — усмехнулся Алексей. — Мой сын, точнее, ее сын, которого я пожалел, назвал своим, там, на улице, сказал мне, что я не его папа, что папа у него другой, оказывается…

Нина Матвеевна все поняла, решила спасать ситуацию:

— Что за чушь, Алешенька, поверь мне, я при этом была, этот чеченец явился, Елена вообще ничего не знала, и Сереже он сам сказал, ну это же ерунда. — Она замялась и запуталась. — Я объясню внуку, что это ерунда. Лен, ну скажи ему!

Елена равнодушно прошла мимо Алексея, направляясь в другую комнату.

— Стой! — Алексей схватил ее за руку.

— Пусти, больно! — Елена выдернула руку, посмотрела на сдавленное место. — Теперь синяк будет.

— А знаешь, какие у него синяки, — заулыбался Алексей, с радостью наблюдая, как меняется выражение ее лица, — видела бы ты…

— Значит, это все же твоих рук дело, — даже не спросила, а тихо сказала Елена, — я все сомневалась, думала…

— Индюк тоже думал, — съязвил Алексей и сам рассмеялся своей шутке, — да остались от него одни перья…

И тут произошло то, что стало полной неожиданностью для всех, и для самой Елены тоже: она впервые в жизни подняла руку на человека, на мужчину, на мужа — со всего размаху Елена дала Алексею пощечину.

В бешенстве Алексей вскочил со стула, поймал Елену, не успевшую улизнуть от него, схватил за горло, прижал к стене…

Нина Матвеевна закрыла себе рот рукой, сдерживая готовый сорваться крик.

Несколько секунд он молча держал ее, смотрел в ее глаза, в которых не было даже страха, а были только спокойствие и холодная ненависть…

Отшатнувшись, Алексей выпустил ее, открыл дверь, громыхая ботинками, пошел, побежал вниз по лестнице.

— Доченька, — Нина Матвеевна бросилась к дочери, которая стояла у стены белая как мел, — с тобой все в порядке?

Дочь беззвучно что-то шептала, ни к кому не обращаясь и никого не замечая.

— Что? Что? — наклонилась к ней Нина Матвеевна и смогла наконец разобрать слова:

— Теперь он его убьет…

«Убить», — это была первая мысль, которая пришла в голову пьяному Алексею. Он вышел на улицу, прислонился спиной к холодной стене, глотнул свежего воздуха. И тут же другая мысль посетила его: «Успею, сначала — выпить». И он направился к пивному киоску.

Очередь стояла небольшая. Алексей, не спросив последнего, пристроился за стоящим поодаль от остальных помятым сорокалетним человеком, судя по глазам, любителем выпить.

Очередь двигалась быстро, хотя мужики пива брали помногу, Алексей стал прислушиваться к тому, о чем говорили в очереди.

— Послушай, ведь у тебя вся жизнь еще впереди! Я клянусь тебе. Послушай меня, я знаю, что еще не все потеряно, что в твои годы жизнь только начинается, ты, главное, верь в это, верь…

— Нет, ну это просто террор какой-то! С чего ты вообще взял, что у меня все плохо. Я тебе говорю: я всем доволен, чувствую себя превосходно!

— Дерьмо ты.

— Ну здравствуйте.

— Конечно, дерьмо, кто же еще. И плевал я на твою докторскую и твою заграницу.

— Как ты мне надоел, пап…

Алексей всмотрелся в лица говорящих, он даже обошел их, словно невзначай, будто бы прогуливаясь: отец и сын, судя по их внешнему виду, пили не первый день.

— Когда-нибудь все это кончится, — сказал тот, который был моложе.

— Обязательно, — согласился отец, — уеду я от вас, потому что сволочи вы…

— Вот-вот, каждый раз одно и то же!

— А что, нет? Прошу же всякий раз: неужели нельзя один месяц в году, когда я приезжаю, обойтись без этих ваших паршивых гостей? Так нет, они их специально приглашают!

— Да где ж специально-то? Позвонили: будут проездом. Гнать их, что ли? Да и не в этом дело… Почему ты всегда требуешь, чтобы ради тебя жизнь останавливалась? Мне стыдно даже за тебя: вместо того чтобы пообщаться с людьми, ты прячешься, злобствуешь…

— Потому что они мне противны: и женщины, и мужики… Такая мразь…

— Ты же их совсем не знаешь!

— Да что там знать?! Все люди — мразь!

«Да, не один я здесь такой, вот они все — братья по несчастью — где собираются…»

Алексей скосил глаза и увидел, что мужик, за которым он стоит, тоже слушает этот разговор. Они улыбнулись друг другу.

— Тяжелая штука жизнь, — вздохнул мужик, обращаясь к Алексею.

— Не говори, — согласился тот, на душе потеплело, хотелось поделиться с кем-то, пожаловаться кому-либо…

А разговор между отцом и сыном продолжался:

— Ничтожество ты, сын. Значит, рад им, да?

— Да, представь себе.

— Ну и радуйся, не хочу мешать.

— Я и радуюсь.

— Когда они приезжают?

— Завтра. Да всего на сутки, папа.