Олег Пауллер - Псы войны: дневники Шеннона

– Не любишь ты меня, Алекс, – произнёс Борлик, картинно протянув к нему руки. Журналист не понял шутки, и возмущённо уставился на торговца.

Тот как ни в чём не бывало продолжал. – Ты что не знаешь, чем я промышляю? Я прослышал, что сегодня должен прийти пароход из России…

– Не придёт, – перебил его захмелевший Земмлер. – Порт закрыт…

– Откуда Вы это знаете, – ухватился за его слова журналист.

– Знаю, и знаю. – продолжал брюзжать Курт. – Я много чего знаю!

– Мы тут по коммерческой части, – попытался перебить коллегу Жан-Батист. – Сегодня в обед приехали на машине. Привезли мужское бельё и обувь.

– Из Уарри? – не унимался Алекс.

– Его самого, – промямлил Курт.

– Вы что, начитались О’Генри? Кто здесь носит бельё или обувь? – едко заметил Борлик. – Даже солдаты здесь зачастую ходят босиком. Вот старожилы рассказывали, что в 1924 году туземные солдаты-аскари съели за один присест тысячу пар сапог.

– Да вы что? Не может быть! – картинно воскликнул Жан-Батист, пытаясь сменить тему разговора.

– А где вы останавливались в Уарри? – продолжал допытываться Алекс.

– Господа, ваше жаркое, – Гомез поставил на стол два прожаренных куска говядины, заправленных овощами и рисом. Не обращая внимания на собеседников, Курт и Жан набросились на еду. Это дало им возможность не отвечать на неудобный вопрос Алекса.

– Позвольте поинтересоваться, вы надолго в наши края? – после некоторой паузы повторил вопрос Гомез.

– Пока не знаю, это вряд ли, – начал было Курт и осёкся, когда Жан его незаметно ткнул в бок. В баре повисло молчание. С отсутствующим видом папаша Вильк, взяв в руки банку пива, подошёл к музыкальному автомату и, бросив монетку, стал выбирать мелодию. Алекс многозначительно молчал, а Гомез сделал вид, что протирает бокал.

После того как мелодия отыграла, пан Борлик стал вертеть рычаг настройки своего транзисторного приемника. Стул, на котором он сидел, каким-то чудом еще сохранил четыре ножки-обрубка, но шатался так, что, сидя на нем, нельзя было даже вытянуть ноги, так как в любую минуту можно было благополучно растянуться на полу. Сначала слышалось только шипение и какие-то неразборчивые восклицания, наконец, удалось поймать мрачную военную музыку. В приемнике послышался вдруг какой-то душераздирающий вопль, музыка пропала, и дальше слышалось лишь ровное гудение. Борлик попытался вновь поймать частоту, но с первого раза ничего не получилось. Желая разрядить обстановку, Гомез обнадёжил старика:

– Радио твое накрылось, но мальчик миссис Вонг тебе его живо починит. Кроме него, никто не сможет. – Несмотря на увещевания директора отеля, папаша Вильк продолжал крутить ручку настройки. Алекс пояснил:

– Ронни Вонг – один из двух настоящих радиомастеров в Кларенсе. Кстати, в этом кроется одна из тех причин, по которым Вонги пользуются здесь таким влиянием. Бакайя ни бельмеса не соображают в технике, так что Ронни является единственным местным наладчиком всякой аппаратуры. У него нет конкурентов.

Гомез кивнул, соглашаясь с журналиста:

– Он просто втыкает новые батарейки в транзисторы, заливает масло в пересохшие моторы и заклеивает проколы в колесах велосипедов. А иначе туземцы уже давно выкинули бы все на помойку.

– Понятно!

– Во второй раз мистер Вонг уже поступает хитрее, – продолжил свой рассказ Гомез. – Он говорит, что аппарат уже окончательно сломался. Туземец идет покупать новый велик или швейную машину, а Рон быстренько чинит сломанную вещь и перепродает ее другому.

– Можно сказать, что Ронни осуществляет круговорот хлама в природе! – папаша Вильк захохотал.

– Это интересно! – сказал Курт. – Сели батарейки в приемнике – тащи его на свалку, проколол шину – долой весь велосипед. Копи на новый! Я хочу здесь открыть бизнес! Дайте адрес этого виртуоза!

– Его найти проще простого! Отель «Насьональ» – вотчина мадам Вонг.

– У вас здесь есть конкуренты, Жюль? – вмешался в разговор Жан.

– Не совсем, не совсем… – угрюмо промычал директор отеля. – Всё здесь собственность народа…

– В «Насьонале» белые никогда не останавливаются, – вновь пояснил Алекс. – там место для арабов, греков и прочих цветных…

В этот момент Борлик наконец поймал по радио что-то членораздельное. Военный марш резко прервался. Стали раздаваться какие-то крики и свист, и вдруг объявили о выступлении доктора Окойе. Голос по радио звучал торжественно и мощно. Создавалось впечатление, будто он хотел уверить слушателей в том, что смотрит не на студийный микрофон, а на просторы земли обетованной. «Правосудие… Справедливость… Свобода… Храбрые борцы за свободу… Не могу игнорировать голос народа… Поэтому с готовностью иду на… ответственный шаг занятия поста президента… Временная жестокость до проведения демократических выборов… Социальные и экономические реформы…»

– Господи, обычная болтовня, – зевнул Борлик. Он выключил приемник, и туман обещаний, навеянный речью из радиоприёмника, стал потихоньку рассеиваться.

– Эй, ну ты, хорош! Я же слушаю! – запротестовал журналист. – Включи снова свою шарманку….

Жан воспользовался моментом и поманил Гомеза к стойке бара, показывая, что хочет расплатиться. Он невзначай подошёл к бильярдному столу и, осмотрев набор шаров, предложил сыграть в карамболь. Директор отеля был приятно удивлён: мало кто знал правила этой старой французской игры. После этого, войти в доверие к директору отеля было бы нетрудно. Ходе партии Жан невзначай упомянул старых друзей и товарищей, служивших ранее в Легионе, парашютных войсках или членов ОАС. Тем временем, размеренный, но взволнованный голос Окойе заполнял всё помещение бара. Он сообщил о том, что приближающееся воскресенье объявляется праздником. Сначала состоится религиозная церемония принесения небесам благодарения за избавление страны от кровавого президента Кимбы, а затем будет обильный и бесплатный пир из свинины и пива. Сразу после выборов новый президент будет навещать деревни. Каждый шаман получит великолепный красный телефонный аппарат из пластмассы, а староста деревни – наручные часы. Программу Комитета Национального Спасения Вы услышите позже!

– Толково, – ни с того, ни с его стал комментировать речь Окойе папаша Вильк. – Никто из туземцев даже не замечает парламент. Народные избранники сидят на Площади Победы с сережками в носах и ни черта не делают. Все решения на местах принимаются вождями и старостами, а они штампуют указы Кимбы, которые не имеют никакого отношения к племенной жизни. В том числе и решения, по которым положено голосовать. А на них, в свою очередь, влияют шаманы и знахари. Это я вам говорю, это уж вы будьте спокойны.