Алексей Витаков - Домой не возвращайся!

Они прошли на кухню. Капитан звякнул туркой о плиту и достал из шкафчика пачку молотого «президента».

– Не боишься, что дурные видения покоя давать не будут? – Бальзамов кивнул на черные мешки.

– Если будут, обменяю квартиру. Главное, чтобы моя Настена ничего не поняла.

– Можно услышать, что нас ждет в ближайшем будущем?

– Конечно. Первым делом вывезем трупы подальше от Москвы и до рассвета окажемся возле того самого медицинского центра. Утром нас ждет увлекательное поэтическое шоу от поэта Вениамина Шнырина с большой толпой бомжей в качестве зрителей.

– Я плохо понимаю весь план хитроумной операции. Какой еще поэт Шнырин? Какие бомжи?

– Ладно, Бальзамов, не заморачивайся. Пей кофе, расслабься, готовься к физическим нагрузкам.

– А ты представляешь всю схему действий банды Омарова с донорами?

– Примерно – да. Вначале несчастных увозят в некий загородный особняк, где, возможно, усыпляют. Далее транспортируют в таком состоянии к месту операции, где уже ждет бригада хирургов. Затем необходимые органы в контейнерах предлагаются заказчику. Есть другие варианты: например, доноров под предлогом отправки на работу переправляют за рубеж, где они исчезают. Вариантов может быть множество.

– Я только одного не понимаю, неужели так легко пересечь границу с контейнерами, содержащими человеческие органы.

– Когда-нибудь у нас будет неподкупная таможня, как, впрочем, и многое другое. А пока остается только воевать. Ну, как кофе?

– Мастерский.

– Я спрашиваю, еще налить или хватит? Время – жизнь, надо действовать.

Они быстро оделись и спустились вниз. Затем капитан подогнал свою «Ниву» задом к подъезду и убрал спинки задних кресел: образовался очень вместительный багажник.

– Теперь – за мешками! – скомандовал Мохов.

Спустя пару десятков минут машина рискового милиционера выехала на шоссе и взяла курс на окраину мегаполиса, а точнее: до ближайшего подмосковного леса.

– Слушай, Вячеслав, а ты где служил?

– В ВДВ.

– Круто. А место?

– Полтора года в Афганистане.

– У меня друг погиб под Кандагаром. С детсадовского возраста вместе росли. Жили в одном дворе. Родители наши между собой дружили. Он перед армией успел жениться. Так вот его жена похоронке не поверила и два года подряд ходила в аэропорт: рейсы оттуда встречала. Все твердила: «Не мог мой Сережа погибнуть!» Ее все работники аэропорта знали: не прогоняли, только глаза прятали. Придет, к окну лицом прилипнет и ждет самолета. Пальтецо всегда одно и то же надевала: им купленное. Провожала осенью в нем, в нем же и встретить хотела. Обезумела от горя девчонка. Хорошо еще, детей не успели нарожать, не представляю, как бы тогда пришлось ей и им. Конечно, родители бы помогли, но мать есть мать, сам понимаешь. В общем определили мы ее в психиатрическую больницу им. Кащенко. Так она и оттуда несколько побегов в аэропорт совершила. Постепенно психику чуть выправили врачи: вернулась. Но замуж второй раз так и не вышла. Через какое-то время уехала с родителями жить в деревню. С тех пор ни весточки. Как они там девяностые смогли пережить, не представляю!

Белая «Нива» капитана Мохова успешно миновала пост ГАИ и пересекла МКАД. После ярких огней столицы пригород, казалось, был погружен во мрак, хотя фонари горели, но каким-то пришибленным, тусклым светом.

– Интересно, есть ли жизнь за МКАДом? – мрачно пошутил Бальзамов.

– Московским ученым пока установить не удалось, – отреагировал Алексей.

– Когда наворуются и дадут людям нормально жить?

– Никогда. Выборы-то каждые пять лет. Одни честно заработают для своей семьи, другим место уступят. Все-таки в условиях нашего менталитета власть должна быть наследной. Ты как считаешь?

– Ты имеешь в виду монархию?

– Ее родимую.

– Да вы утопист, господин капитан.

– Я не знаю, кому служу и чьи интересы защищаю. Во всяком случае, в наших коридорах не часто вспоминают о гражданах. Более того, хочу тебе сказать, что и твое дело – это моя личная инициатива. Если начальство узнает, а оно узнает, то меня уволят без выходного пособия.

– Чем думаешь заняться?

– Организую частный охранный бизнес или буду раскрученных певичек от рэкета заслонять своей грудью.

– Не дрейфь, капитан: может, еще звезду героя получишь.

– Ага, и праздничный пирог от президента за спасение одаренного молодого поэта. Нет, серьезно, начальник сперва нажимал, требовал, чтобы я шевелился, а как только узнал, что есть интересная информация на этот счет, тут же приказал сворачиваться и браться за новое дело.

– Для галочки, наверно. Дескать, были, занимались, искали. Вдруг отвечать придется.

– Наверное, ты прав. Но почему?

– Крут, видать, этот Саид-эфенди. Держит руку на пульсе: следит не только за своими донорами и всем этим хозяйством, но еще и милиции подсказывает, как нужно себя вести.

– Не могу поверить, что мой Лексаныч как-то втянут в этот страшный бизнес. Сердцем не могу, а головой – не имею права. Ладно, прорвемся!

Мохов резко вывернул руль вправо, и машина съехала на проселочную дорогу. Русский внедорожник до половины колес провалился в мерзлую ноябрьскую жижу, но, урча двигателем и переваливаясь с боку на бок, без напряжения поплыл сквозь мрак ночного леса. Километров через пять капитан заглушил двигатель:

– Все. Дальше потащим на себе. Вон видишь ельник? Туда.

– Лопаты-то хоть имеются?

– Есть одна: копать будем по очереди.

– Хорошо. Капитан, если у меня туго дела в литературе пойдут, обещай, что возьмешь к себе в частную контору на подработку.

– А как же слеза ребенка, которой не стоит ни одна война?

– О да, мы классику читали!

– А ты думаешь, у людей в форме одна извилина и та от фуражки? Ладно, договорились. – Капитан открыл дверь багажника и резким движением закинул один из мешков на спину. Бальзамов последовал его примеру. Понадобился час, чтобы замести следы. Вячеслав мысленно отметил, что у него ни разу даже не екнуло сердце, словно закапывали не людей, а какие-то ненужные вещи.

Мустафа почувствовал на своей спине в области лопаток чей-то сверлящий взгляд. Мышцы напряглись, как у зверя, почуявшего прицел охотника. Он передернул плечами и резко обернулся: кусты, облитые фонарным светом, чуть качнулись.

– Дэд, я сэйчас. Пасматрэть нада: нэ так чего-то. Дай нож, прыгадыться может. Пастараюс нэ долго.

– Будь внимателен, Мустафа, – сказал Кондаков, протягивая финку.

– Харашо. – Мустафа метнулся в сторону качнувшихся веток, забирая немного в сторону, чтобы не натолкнуться на засаду. В застывшей паутине кустов вздрогнул темный силуэт, и человек, развернувшись на сто восемьдесят градусов, побежал, с треском ломая ветки. Мустафа, стиснув в зубах лезвие финки, бросился следом. Добежав до гаражей, преследуемый молнией взлетел на забор и в одно мгновение оказался на железной крыше. Напарник фронтового разведчика не отставал. Но бежать тем же путем было нельзя: враг находился в выгодной позиции. Что стоит нанести удар ногой сверху по голове человека, карабкающегося на забор? Поэтому бывший, азиатский гоп-стопник решил преследовать врага по земле, к тому же, выпустить из вида человека, бегущего по крышам, почти невозможно. Лишь бы тот не спрыгнул с гаражей с другой стороны в том месте, где нет прохода. Но соперник, по всей видимости, давно и тщательно продумал все возможные пути отступления: фигура, оттолкнувшись от крыши, в мгновение ока исчезла из поля зрения по ту сторону гаражных сооружений, стук о землю тяжелых зимних ботинок заставил встрепенуться спящих ворон. Мустафа с разбега в прыжке ухватился за кромку крыши, подтянулся, уперся ногой о висячий замок и выкатился наверх. Железо гулко зароптало, прогибаясь под его упругим и напористым телом. В какой-то момент челюсти разжались, и нож, выпав, заскользил по наклонной поверхности. Мустафа, спрыгнув, угодил в куст шиповника и тут же, выбросившись, сделал кувырок вперед. И весьма вовремя, потому что неизвестный носком своего ботинка рассек пустоту в том месте, куда он только, что приземлился. Мустафа знал, что нужно заставить соперника промахиваться. Это снижает уверенность, нервирует, вынуждает совершать ошибки. Выбрав низкую стойку для схватки, он больше уклонялся и ставил блоки, чем нападал. Жаль, что лица соперника было почти не видно. Хал когда-то научил его, что бить нужно немного, лучше всего два раза: один раз по врагу, другой – по крышке его гроба. Когда соперник после очередного промаха начал тяжело дышать и материться сквозь зубы, он ударил своим излюбленным способом: ногтем большого пальца в глаз. Враг взвыл и, сделав шаг назад, споткнулся о ящик, после чего упал на спину. Мустафа прыгнул: колено с хрустом раздробило переносицу.