Илья Деревянко - Волчья доля (сборник)

В этот же день немало потрудились наряды ГАИ, усиленные омоновцами. Тормозили все мало-мальски приличные машины, переворачивали их вверх дном, пока вытащенные наружу пассажиры стояли, уткнувшись лицами в капоты, широко расставив ноги и заложив руки за головы. За день было изъято два пистолета, граната, большое количество газового оружия. Арестовано несколько человек. Зверски избито двое кавказцев, осмелившихся возмутиться.

Почин Северного района пришелся по душе главному руководству правоохранительных органов. Полковник Татаринов получил благодарность, а наступление на организованную преступность охватило весь город. Велось оно по принципу: «Хватай всех подряд, авось бандит попадется!»

Однако медаль имела обратную сторону: милиционеров начали убивать. Первыми жертвами стали лейтенант Гуськов и сержант Исламбеков, остановившие поздно вечером машину, в которой сидели подозрительные бритоголовые личности.

– Вылазьте живо! – грубо приказал Гуськов. В ответ загремели выстрелы. Капитана Вельяминова обнаружили повешенным в собственной квартире. Сержанту Горелову переломали кости и отрезали член. Он лишь чудом остался в живых. Исчезли бесследно несколько омоновцев. Мясорубка набирала обороты. Насилие порождает насилие, но городские власти позабыли эту простую древнюю истину. Начинался кровавый беспредел.

Савицкий, как, впрочем, и другие крупные мафиози, не принимал участия в мщении органам правопорядка, надеясь, что менты со временем образумятся. Все убийства являлись актами личной мести рядовых боевиков, а то и простых граждан. Слава приказал своим не высовываться, оружие без надобности не носить, одеваться скромнее, без вызывающего бандитского шика. А работа? Ну что ж работа, куда она денется! Здесь все оставалось по-прежнему. Пока «черные маски» избивают прикладами пришедших отдохнуть в ресторан людей, пока гаишники обнюхивают документы или хватают бритоголовых малолеток, пока газеты захлебываются славословиями в адрес героических стражей порядка – серьезные люди спокойно, по-тихому делают свое дело. Как любил говаривать Мирон: «Поймал мыша – и души не спеша». Куда, скажите на милость, деваться коммерсанту, которому не вернули долг? К кому обращаться, если наехали бандиты? В милицию? В арбитражный суд? Боже, какие глупости! От арбитражного суда не дождешься справедливости, да и дело протянется столько, что инфляция сожрет всю сумму, которая нужна сейчас. Пойдешь в милицию – запросто могут убить. Если государство не справляется со своей первейшей обязанностью защищать налогоплательщика, за это берутся другие. Примерно так объяснил Савицкий своим людям сложившуюся ситуацию и в завершение добавил:

– Ведите себя аккуратнее, без моего ведома никаких действий не предпринимайте, а бритых голов, блатных кепок и прочей дребедени чтоб больше я не видел!

Никто не возражал. Только Малюта придерживался особого мнения. Нет, он полностью разделял все высказанные шефом мысли, за исключением одной: не предпринимать без ведома Савицкого никаких действий. Дело объяснялось просто – он узнал одну из «черных масок», ворвавшихся в тот день в «Красный бык». В свое время Малюта, тогда еще просто Павел Милютин, служил в армии, где и познакомился с земляком Олегом Красновым. Павел был уже «дедом», Краснов, только что начавший службу, – «салагой». Поздно вечером сержант Милютин, раздобревший от выпитого с приятелем-каптером спирта, направился в туалет. Казарма спала. В густом спертом воздухе слышались храп, сопение и прочие ночные звуки. На тумбочке клевал носом молодой дневальный. Заметив старослужащего сержанта, он испуганно вытянулся, ожидая грозного окрика или удара в грудь. Однако Павел не был «злым дедом», не обижал без надобности «молодых», да и разгоравшиеся в животе двести граммов настраивали на добродушный лад.

– Дрыхнешь?! – лениво спросил он.

– Нет! – встрепенулся «салага», но Милютин уже прошел мимо.

В туалете кипела обычная армейская жизнь, которую официально принято называть неуставными отношениями. Старослужащий изгалялся над недавно прибывшим в часть худощавым парнишкой. «Дед», которого звали Закир Кутахов, восседал на подоконнике, с удовольствием затягиваясь сигаретой. В перерывах между затяжками он с не меньшим удовольствием пинал ногой в живот стоящего навытяжку «салагу».

– Я тебе покажу службу, – цедил сквозь зубы Закир. – Научу чистить сапоги!

Милютин поморщился. В «молодости» Кутахов был самым забитым, чмошным «салагой», посмешищем и вечной «шестеркой» у «дедов». Если Павел, несмотря на постоянные побои, сохранял чувство собственного достоинства, то Закир опустился вконец. Передвигался он по казарме исключительно бегом, то разнося для старослужащих сигареты, то еще что-нибудь. С усердием стирал носки, портянки, трусы. Сам ходил неряшливым, неделями немытым. Несмотря на хрупкое телосложение, отличался редкостной прожорливостью. Однажды в кухонном наряде Павел застал его за пожиранием объедков, которые Кутахов, на четвереньках моя пол, тайком подбирал. Вечерами, взгромоздившись на табуретку, Закир с выражением читал «колыбельную»:

– Спи, старик, спокойной ночи, дембель стал на день короче…

«Деды» прозвали его «объедком». Прослужив полтора года, Кутахов полностью сменил обличье. Кто бы узнал теперь в этом вылощенном наглом «дедушке», безжалостно издевающемся над «молодыми», недавнего зачуханного чмошника?

– Я сказал тебе, чтоб мои сапоги сияли, – продолжал между тем Закир. – Блестели, как алмазы! Почему этого не вижу? Щетка плохая? Придется вылизывать языком. На!!! – протянул он ногу, тыча каблуком «салаге» прямо в нос.

– Не беспредельничай, «объедок», – резко сказал Милютин, возмущенный происходящим. Закир опешил, едва не свалившись с подоконника. Связываться с крепко сложенным сержантом вовсе не хотелось. И надо же было явиться ему в самый неподходящий момент!

– Это ж «молодой», ему положено! – нашелся Кутахов. – Разве ты сам не гоняешь их? Вспомни, как нам доставалось!

– Гоняю, – согласился Павел, – но сапоги лизать не заставляю, как и сам не лизал когда-то, в отличие от тебя! Пошел вон, «объедок»!

Кутахов уныло побрел прочь, а Милютин прибавил ему ускорения крепким пинком под зад.

– Откуда сам? – спросил Павел «салагу».

– Из Н-ска.

– Правда?! Никак земляк! Расскажи, что там дома? – обрадовался Милютин, угощая «молодого» сигаретой. – Да не дрожи, в обиду не дам. Будут приставать «деды» – посылай ко мне.

Он исполнил обещание. Краснова больше не трогали. Никто не желал испробовать воздействие мощных сержантских кулаков. Когда Павел уходил на «дембель», они с Олегом обменялись адресами, тот горячо благодарил за поддержку, называл другом. Затем, как водится, забыл, на посланное письмо не ответил. Павел не обижался, знал, что армейская дружба редко продолжается на гражданке. Но вот довелось-таки встретиться. В «Красном быке». Малюта сразу узнал голос человека, усердно пинавшего его, распростертого на полу, ногой под ребра. Так, значит, Олежек, ты платишь за добро! Ладно, сволочь!