Николай Леонов - Бог огненной лагуны

– Возможно, – загадочно усмехнулся Гуров. – Сегодня у нас воскресенье... Давай сейчас едем по домам, собираемся и – вперед. Сегодня вечером мы уже должны будем пополнить контингент пациентов районной больницы поселка Житное. Наша легенда: мы – коммерсанты, которые приехали отдохнуть на берегах тамошней речки Тернухи, порыбачить, пожарить шашлыки... Собрали поздних грибов, наелись, и нам стало плохо. Твой мученический внешний вид залог того, что нам безоговорочно поверят.

– Версия отличная... – согласился Стас, впрочем, без особого энтузиазма. – Но это же означает, что нам устроят промывание желудка, клизмы, внутривенные вливания...

– Зачем?! – Лев постучал себя по лбу. – Это для медперсонала и больных. Для главврача будет другая версия. Мы – коммерсанты, которые согласились стать свидетелями по уголовному делу, связанному с наркоторговлей. И вот, чтобы нас до суда уберечь от цепких лап наркомафии, решено было спрятать под видом больных в их районной больнице. На этот счет Петр нам сейчас состряпает соответствующую бумагу. Эта версия нам полностью развязывает руки – мы можем этим объяснить любые наши перемещения по территории. Например, мы отслеживаем, не появились ли засыльные наркомафии, которые могут прибыть по нашу душу. А полезли в подвал – заранее присматриваем места, чтобы спрятаться и заранее изучить пути отступления.

– Лева, ты – гений! – восхитился Стас, очень довольный тем, что ему не будут делать клизму. – В тебе пропадает великий режиссер. Ты мог бы снимать такие закрученные детективы, что всякие там «Властелины колец» и «Гарри Поттеры» отдыхали бы... А я в них играл бы главные роли, – скромно добавил он под смех Гурова.

...Появление в Житненской районной больнице двух рослых, суперменистых рязанских коммерсантов для ее обитателей не осталось незамеченным. Особенно для незамужних медсестер. После беседы с главврачом больницы коммерсантам отвели отдельную палату на первом этаже. Причем ее окна выходили так, что хорошо был виден весь больничный двор и служебные пристройки. К удивлению медперсонала, вопреки общим правилам, одежду коммерсанты кастелянше сдавать не стали – им разрешили оставить ее в палате. Странным больным почему-то не были назначены хоть какие-то процедуры. Разве что термометрия и общий, поверхностный осмотр.

Пройдя процедуру оформления, «рязанцы» отправились прогуляться по территории, накинув куртки поверх полосатых больничных пижам. Новые пациенты для чего-то осмотрели некогда являвшийся старинной барской усадьбой больничный корпус, который по крыльям и этажам был разбит на основные отделения – терапию, хирургию и инфекционное. В пристроенном сзади к основному белокаменному корпусу большом деревянном флигеле размещался даже родильный дом. Этот флигель новичков почему-то заинтересовал особенно. Вероятно, с учетом наличия под флигелем большого подвального помещения. К тому же, если со стороны парадного входа, обрамленного белыми полуколоннами, был обширный, открытый двор, то со стороны флигеля к ветхой больничной изгороди почти вплотную подступали заросли клена, березы и рябины.

После прогулки непонятные пациенты вернулись в палату и что-то там долго тихо обсуждали. К этому времени подошло время ужина. Несмотря на то что «рязанцев» поместили в больницу с подозрением на отравление грибами, ужин им назначили такой же, как и всем, а не какой-нибудь диетический. К тому же еду принесли прямо в палату, как каким-нибудь министрам. К удивлению соседей по коридору, «рязанцы» не стали коротать вечернее время у телевизора, а завалились спать. Об этом обитатели больницы узнали от дежурной медсестры, которая, заглянув в палату «рязанцев», чтобы провести термометрию, услышала столь дружный храп «отравленных грибами», что поняла и без подсказок: термометрия этим двоим нужна едва ли. Однако никто из больных не мог даже и близко предположить, какие события развернутся на территории больницы и за ее пределами предстоящей ночью.

Впрочем, об этом не знали и сами «рязанцы». Кстати, представиться именно рязанскими коммерсантами предложил Гуров. По его мнению, к ним, как к москвичам, мог бы быть слишком пристальный интерес. А рязанцы – что? – такие же провинциалы, как и сами житновцы. Кроме того, визитеры из Москвы могли вызвать настороженность у поджигателей, если те вдруг имели какую-то связь с работающими в больнице.

Осмотрев территорию больницы, наиболее вероятным объектом поджога опера определили родильный дом. Поскольку поджигатель для изучения подходов и обстановки в целом, скорее всего, мог появиться ночью, они решили отоспаться с вечера. Часу в одиннадцатом вечера Гуров проснулся и, разбудив Стаса, быстро переоделся из больничной в свою одежду. Потягиваясь и яростно зевая, следом за ним переоделся и Станислав. Опера свернули одеяла так, чтобы со стороны казалось, что под ними кто-то лежит. После этого, бесшумно открыв ветхую створку окна, они, стараясь не шуметь, выбрались наружу.

Прячась в тень от света единственного фонаря, установленного у ворот, и бледных отблесков луны на ущербе, опера двинулись в разные стороны, чтобы обогнуть здание больницы с обеих сторон. Минут через пять они почти одновременно приблизились к ограждению со стороны флигеля. Тут же, после короткого совещания вполголоса, приняли решение разойтись метров на пятьдесят, причем так, чтобы обоим был хорошо виден и флигель, и тыл крыльев основного корпуса. Наиболее вероятно, что поджигатель мог появиться только с этой стороны.

Потянулись минуты и часы ожидания. Где-то далеко слышалась музыка – видимо, гуляла местная молодежь. Доносился приглушенный расстоянием гул автомобильных моторов. Иногда слышались неразборчивые голоса. Ночь выдалась довольно прохладной, и опера очень скоро поняли, сколь опрометчиво поступили, не взяв с собой чего-нибудь наподобие теплого тулупчика. Когда холод начал пробирать весьма основательно, Стас, не выдержав, покинул свой пост и, подойдя к тому месту, где спрятался Гуров, шепотом окликнул:

– Лева, ты еще живой? У меня уже зуб на зуб не попадает!

– Предложения? – лаконично откликнулся Гуров. – Костер разводить не будем в любом случае.

– Зачем костер? Надо принести из палаты одеяла: и теплее, и в смысле маскировки лучше – они ж коричневые.

– Молодец, правильно рассудил. Дуй за одеялами, а я пока что один погляжу за обстановкой.

Замотавшись в одеяла, опера почувствовали себя гораздо уютнее. Правда, и тут было не без некоторого минуса: Станислава немедленно потянуло в сон, и ему приходилось без конца протирать глаза, поскольку они постоянно норовили сомкнуться. А рот, напротив, никак не хотел закрываться из-за зевоты. Чтобы скоротать время, Гуров, как человек философского склада, неспешно анализировал события последнего времени, прикидывая варианты их возможного развития.