Сергей Самаров - Один шанс есть

Очередная колода, внешне такая крепкая и тяжелая, вдруг раскололась от сильного удара сразу на несколько мелких и кривых, и одно полено отлетело на самую веранду, через перила, к ногам матери семейства. Анатолий вздохнул и подошел к веранде, руку протянул, чтобы полено взять. А когда взял, мать семейства на полено несильно ногой наступила. Настолько несильно, что даже пальцы не придавила. Анатолий поднял взгляд. Она смотрела на него. Смотрела холодно и непонятно, но он понял, что она наступила специально, чтобы в глаза ему посмотреть.

Он глаза не опустил, потянул полено чуть сильнее, и мать семейства, секунду помедлив, отвернулась и быстро, торопясь, ушла в дом, словно смутившись чем-то. Чего же она хотела? Зачем на полено наступила? Что говорил ее взгляд? Интересовалась, не чувствует ли он отравления после угощения колбасой? Но хоть бы сказала что-нибудь, вопрос задала... Сколько ей вообще-то лет? Наверное, около сорока пяти... Может быть, сорок... Ваха, похоже, ровесник Анатолию... Да, может быть, ей и сорок... Это Анатолия мать родила, когда самой было тридцать. А если женщина рано замуж выйдет, то и рожает рано... Но все равно мать семейства еще жила при советской власти, когда здесь почти все умели с детства по-русски разговаривать. Она же с пленником не разговаривала ни разу, словно с русским языком совсем не знакома. Должна знать русский язык, но ни разу не разговаривала... Вообще не разговаривала... Ни о чем... Кажется, она даже с детьми разговаривала редко. Или вообще не разговаривала?.. Нет, сегодня Ваху расспрашивала... Значит, не немая...

Ну хоть бы спросила что-нибудь... Как он чувствует себя после колбасы. Он бы ответил, что не распробовал. Может, еще бы угостила...

До вечера было еще далеко, когда последние поленья были уложены в поленницу. Доверху, под самую крышу, вдоль двух стен сарая, в два ряда... Даже самому было приятно посмотреть на такую работу. Не менее приятно, чем проходить мимо двора, где он еще два месяца назад достроил за кем-то коробку дома. Раньше каменщик клал, рук не имеющий... Может быть, сам хозяин... Может быть, другой пленник, но явно не строитель. Со двора видно было разницу – неровные ряды до середины и добротно выложенные сверху. С улицы, из-за забора, вообще весь дом казался ровным и красивым. И Анатолию, когда доводилось мимо проходить, приятно было на дело своих рук посмотреть. Так же приятно было посмотреть на поленницу, и даже не нравилось, что уже через несколько месяцев от этой поленницы мало что останется. Брать начнут, конечно, с краю и весь ряд сломают. Того вида уже не будет...

Не требуя себе лишней работы, Анатолий просто сел около сарая на камень и ноги устало вытянул. Усталость чувствовалась основательная. Но пришла она только тогда, когда дело оказалось благополучно завершенным. Пусть и подневольный это был труд, тем не менее успешно выполненное дело всегда доставляет удовольствие. Тем более дело, выполненное быстро и хорошо. И это дало надежду, что завтра у него в руках будет ключ от надоевших цепных пут на ногах. И вот тогда уж...

Но долго сидеть ему не дали. Вышла сначала младшая сестра, та, что слегка косила, сказала что-то за плечо, и вторая сестра выглянула, та, что слегка прихрамывала, тоже что-то сказала за плечо. Только после этого вышел средний из младших братьев. Голова обмотана мокрой тряпкой, по лицу вода стекала. Должно быть, только что тряпку намочил. Обменялся с сестрами несколькими словами и недовольно с крыльца спустился. Под высокой верандой с торца дома – дощатая дверца. Там стоит тележка с флягами, с которой Анатолий за водой ездит. Подросток дверцу, прикоснувшись к задвижке-вертушке, открыл и на Анатолия посмотрел. Только посмотрел, ничего не сказал, но поморщился. Видимо, головная боль всерьез его достала. И Анатолий понял, что тот даже ударить его не сможет в таком состоянии, потому что любой удар, нанесенный другому, болью отдастся в собственной голове, словно был нанесен ответный и при этом неадекватно мощный удар.

Анатолий вздохнул, сбрасывая с рук и с плеч усталость, и пошел к тележке, готовый впрягаться в новую работу. Выкатив ее к крыльцу, дождался, когда подросток сходит за пустыми флягами. Даже полные фляги в дом младшие братья заносили всегда сами, чтобы не пускать за порог пленника. И выносили их тоже сами. Полные фляги тяжелые. А пустые почти ничего не весят. Но сейчас средний из младших братьев и такую ношу вынес с трудом. Сначала только две флаги. После этого, морщась, долго поправлял повязку на голове, собрался было еще за двумя флягами идти, но на крыльцо вышла мать семейства. Посмотрела строго на происходящее, ничего не сказала, руки вытерла и сделала знак сыну. Тот поплелся за ней на кухню. А через минуту мать семейства вышла сама и вынесла фляги. И не забыла привычно руки о фартук вытереть. А потом рукой махнула – поезжай. Младшие братья в сопровождение в этот раз не отправились. Но, дойдя до калитки, Анатолий с удивлением обнаружил, что за ним идет сама мать семейства. Пожалела сыновей, бережет, а дочерей отправить с пленником не рискнула.

Спуск с горы к ручью шел сначала по дороге, а потом по извивающейся тропе. Можно было бы и просто отпустить тележку, чтобы она сама съехала, да еще, чего доброго, колеса отвалятся. И Анатолий шел неторопливо. Для него любой выход за пределы двора – целый праздник. И укорачивать этот праздник он не собирался. Тем не менее, как ни старайся идти медленно, спуск все же не бесконечен.

Оказавшись у ручья, Анатолий под наблюдением матери семейства первым делом набрал воды во фляги. Установил их плотно в тележке. И только после этого сам забрался на камни, чтобы умыться и попить вдоволь. Мальчишки этому никогда не противились. Не должна была противиться и мать семейства. Она и не противилась. Сама к ручью подошла, стала воду ладошкой черпать и пить. И после каждого раза руку фартуком вытирала. Потом снова мочила и пила. А когда Анатолий, умывшись, выпрямился, она вдруг двумя ладонями начала брызгать в него.

Впервые пленник увидел, как мать семейства смеется. Он тоже улыбнулся. Может быть, тоже впервые за все время плена. Просто в ответ, а вовсе не потому, что ему смешно было. И после этого впрягся в широкий ремень тележки. Груз не ахти какой, не на себе тащить четыре фляги. А катить тележку даже на подъем – не сложно.

А мать семейства шла сзади, из-за скрипа несмазанных колес ее шагов слышно не было, но иногда Анатолию казалось, что она все еще смеется. Уже перед выездом на сельскую улицу он оглянулся.

Она улыбалась...

В подвал Анатолия отправили рано. Распорядился средний из младших братьев. И опять не удосужил пленника традиционным ударом. Видимо, каждое движение отдавалось в голове болью. Свет, проникающий в щели люка, не позволял ничего в подвале рассмотреть. Но такой нужды за полгода плена уже не возникало. Анатолий легко нашел свою лежанку, устроился, подтянул цепи с замком, напоминающим гирю, и вытянулся, расслабляясь. Он устал за эти два дня. И теперь очень хотелось отдохнуть. Но вместе с усталостью пришло и какое-то понимание неизвестного ощущения – ощущения возможности и даже вероятности совершить то, что он задумал.