Сергей Самаров - Первый к бою готов!

Так что к родителям дочь нельзя. Да и в школу ей скоро. А в деревне своей школы теперь нет, в соседнюю за шестнадцать километров на автобусе возят. Что это за учеба... Пусть в Москве уж лучше, хоть и со свиньей-копилкой... Одна эта мысль меня и сдерживает... Чесс-слово... Хотя иногда хочется пистолет к ее узкому лбу приставить и заставить жирные щеки подрожать... Чтоб припугнуть, так и сделаю, наверно... Не люблю беспредельщиков, а «свинья-копилка» из них... Меры, шантажистка, не знает... И это надо пресекать... Давно уже пора пресекать, чтобы дальше хуже не стало... И в более серьезных случаях пресекают... И мне самому доводилось это делать...

...Я хорошо помню, как мы с Онуфрием в случае с чеченами беспредел пресекли... Тогда, в плену... И все нам с рук сошло... Работа была по высшему классу! Я, кстати, надумал... Онуфрий по молодости лет в бега думал удариться и меня уговаривал... А это тогда бесполезно было... Собаками бы затравили... Догнали бы и затравили... От людей убежишь, а от собаки – нет...

Обычно их четверо нас двоих выводило... На расстрел... Знали уже, что мы радисты-напарники... Потому и выводили одновременно... И могилы мы одновременно копали... Вроде бы как себе... Но мы быстро поняли, что не себе...

С тех пор как нас перевезли из горного села куда-то в сторону, держали нас уже не в сыром зиндане, а в бывшем военном городке, в каких-то сараях. По несколько человек в каждом... Всех вместе держать считали опасным. Офицеров вообще в сараях не было. Даже не знали тогда, куда их угнали. Потом уже сказали, что на гарнизонной гауптвахте после бомбардировки только одна комната сохранилась. Там офицеров и закрыли... А нас в одном сарае с Онуфрием... Часовых у сараев не держали, только по периметру городка, но далеко друг от друга – вообще непонятно, для чего часовые там... Война тогда только началась, наши завязли где-то в самом начале, до настоящих гор не добравшись, а мы в горах были... В зимних горах... Кто знает, что это такое, поймет... И поймет, что бежать оттуда бесполезно... Онуфрий, кстати, думал о побеге постоянно. Бзик, я понимаю, такой... У него дух неукротимый, гнуться не умеет... Не умеет даже прогибаться... И потому хотел только бежать... Я отговорил... Тем более мы уже знали, что начались переговоры об обмене. И другое придумал, как беспредел закончить... А то ведь беспредел-то полный... Мало того что голодные... Но каждый день копать могилы... Зимой... Это уже слишком... Надоело...

Тогда я и предложил свой план... Обсудили, покумекали и согласились...

Часа за два до Нового года они опять пришли, и дождя не испугались. Те же самые – четверо... Пьяные... Часов у нас ни у кого, понятно, уже не было... А время мы определили потом, когда они начали все из автоматов облака расстреливать... Мы и поняли – Новый год наступил... Через пару часов это было... Вместо ориентира...

Пришли, значит, эти... Долго с замком на нашем сарае возились. Ключом в скважину попасть не могли... «Накушались» уже... Но все же вошли, на нас фонарем посветили – по глазам старались, чтоб ослепить... Как обычно...

– Запомните, – почти чисто по-русски говорил старший, самый спокойный, – начинается тысяча девятьсот девяносто пятый год... Это последний год жизни России... Все мусульмане против вас поднимутся... И Россия развалится... Маленькой станет... Жалкой, как вы сейчас... Мы за это сейчас пьем...

– Но вы и до этого не доживете... – сказал другой. – Мы салют хотели дать, потом подумали – что патроны зря тратить... Вместо салюта вас расстреляем... Пошли... Быстро-быстро... Пошли, козелы...

А нам только этого и надо было. Мы даже не рассчитывали на такую удачу, что они «перекушают»... Мы трезвых отрезвить готовились... Да еще повезло, что боевики приперлись ночью, в темноте, когда ни луны не видно, ни звездочки... А фонари на улице они себе под ноги уткнут... Вообще, в такую погоду только пьяному и ходить – потому что не чувствуешь, когда спотыкаешься, и не обижаешься на себя, когда падаешь...

И пошли мы на очередной собственный расстрел, можно сказать, с удовольствием и с большой готовностью...

Наши саперные лопатки, давно уже ставшие «нарицательным оружием», как говорил наш ротный старшина прапорщик Волков, всегда были остро отточены. Но и чечены, при всей их национальной нелюбви к любой работе, всегда любили оружие и любили точить его. Может быть, лопата и не воспринималась ими как оружие, тем не менее лопаты у них были отточены хорошо, и это нам на протяжении месяца облегчало работу. Облегчило и выполнение моей последней задумки...

Могилы мы, как и все остальные пленники, копали за разрушенной стеной военного городка. Там иногда стоял часовой, чаще и часового не было. Но в такой темноте в пяти шагах ничего не различишь... И часовой, если он выставлен, в новогоднюю ночь просто не может быть трезвым. От провала в стене шагов двадцать... Там пригорок... Весь изрыт... Нас не двое в сараях, нас целый отдельный отряд... И каждому не по одному разу пришлось брать в руки лопату.

Всегда и все это делали с неудовольствием, а мы в этот раз – чуть не с радостью...

Чечены только в первые несколько «расстрелов» осторожность соблюдали. А потом наглели... Стояли почти вплотную, не думая, что лопата – оружие опасное. Нас не зря учили лопатками фехтовать. На худой конец, мы могли воспользоваться и большими лопатами. И воспользовались... Часового в провале стены в этот раз не было – не захотел под дождем мокнуть. И это уже предвещало удачу. Еще и место не выбрали, когда я дал команду и резко шагнул в сторону, чтобы сделать полный круг-разворот. И чуть-чуть притормозил движение только при повороте корпуса в обратную сторону, чтобы удар нанести точнее. Онуфрий в другую сторону шагнул и то же самое выполнил. Два удара, и нет двух голов на плечах – хорошие лопаты попались... И сразу же, без остановки на раздумья, два одновременных выпада – удары наносились прямые в горло. Синхронно, как в цирке... И на каменистой почве не поскользнулись... Большего и не потребовалось. Потребовалось другое. Тела и головы растащить по разным могилам и землей закопать, но не до конца, потому что все могилы были разной глубины, в зависимости от терпения чечен, организаторов очередного «расстрела». Головы, кажется, перепутали, но это нас не смутило. Завершили работу, осмотрелись – придраться не к чему. И лопаты под дождем вымыли, а потом назад под навес отнесли. Единственная сложность возникла, когда мы в сарай вернулись. Минут двадцать с замком провозились – так его старались поставить, чтобы он снаружи в отверстие скобы вошел и защелкнулся, когда мы дверь прихлопнем. Но сумели и этого добиться...

Утром я и себе, и Онуфрию удивился. Думал, нервничать будем в ожидании чеченских разборок... А мы спали, как младенцы невинные... Сразу после новогодней стрельбы друг друга поздравили и уснули... С чувством выполненного долга... Утром нас разбудили, когда лепешки принесли. Но все спокойно было... Нашу «расстрельную команду», должно быть, еще не хватились. Чечены отсыпались после новогодней пьяной ночи...