Сергей Самаров - Жестокий рикошет

К ручью мне выбираться необходимости не было, потому что у последнего убитого бандита на ремне висела армейская фляга с водой. Вода была не ледяной, как из ручья, но и не теплой, и я позволил себе напиться, хотя и не так, чтобы живот раздуло. После этого осторожно, стараясь не тревожить рану, снял «разгрузку» и бронежилет, отыскал в походной аптечке пакет с марлевыми тампонами и вату, открыл пузырек, хлоргексидином и, пропитав тампон с ватой раствором, прикрыл рану и стал осторожно, по миллиметру, вытаскивать нож. Это было невыносимо больно, и зубы я стиснул до судороги в челюстях. Но так мучить себя было выше моих сил. Надо было сделать что-то кардинальное, и тогда я перевел дыхание, собрал в кулак волю и выдернул нож одним рывком. Может быть, я от боли и потерял на какое-то мгновение сознание. По крайней мере, мне так показалось. Бывает так, что сознание теряешь, но не успеваешь упасть, как снова в него приходишь. Тем не менее вторая рука с тампоном прижалась к ране. Остановить кровь тампон, конечно же, не мог. И я, недолго думая, сорвал рубашку с тела девки, потому что тянуться к телу парня было далеко, и тампон прижал рубашкой. Пусть она кровь впитывает.

При этом я осознавал свое опасное положение. Поблизости от меня находилась, насколько я понимал, еще и третья линия с точно такими же бандитами, поджидающими добычу. И кто-то из них мог не вытерпеть томительного ожидания и выдвинуться вперед, чтобы проверить положение дел. А я был в таком состоянии, что оказывать сопротивление мог бы с трудом. В голове был туман, во всем теле боль~ Хорошо, что в санитарной сумке оказался пузырек с нашатырным спиртом. Я обильно смочил ватку и, не жалея себя, приблизил ее к самому носу. И с трудом сдержался, чтобы не раскашляться и не расчихаться. А зрение сразу же потерял из-за выступивших слез. Нет, с нашатырным спиртом следовало быть осторожнее. Я отодвинул ватку чуть дальше, помахал ею перед лицом – резкий противный запах снова окутал меня, но в голове слегка прояснилось.

Можно было подумать о своем положении и о дальнейших действиях.

Рана в боку была довольно глубокой. Я посмотрел на окровавленное лезвие ножа, брошенного на камень. По крайней мере, сантиметров на пять-шесть лезвие в тело вошло. Может быть, задета селезенка. По идее, мне нужна была операция, но самостоятельно провести операцию я не мог. Внутреннее кровотечение при такой ширине лезвия неизбежно. Однако бороться с ним я не могу. Но могу попробовать зашить рану. В санитарной сумке я видел пластиковую упаковку с хирургическими иглами.

Достал иглы, нашел и нитки, кажется шелковые, нашел даже ножницы. Резонно предположить, что в аптечке хранятся не нити для пришивания пуговиц и заплаток бандитам на драные штаны. Я отбросил в сторону окровавленную рубаху. Нечаянно попал на лицо парню-бандиту. Но убирать не стал. Какое мне дело до него и до его девки. Я снова обмыл рану хлоргексидином. Просто поливал струей из плоского пластикового пузырька. Потом приготовил иглу с ниткой и, сжав зубы, наложил себе первый шов. И сам заметил, как уменьшился поток крови, бегущей из раны. Сразу же. Это вдохновило и словно бы боль уменьшило~ Наверняка в санитарной сумке были какие-то анальгетики. Но я из болеутоляющего кроме парамедола ничего не нашел, поскольку в медицинских терминах не силен. А принимать парамедол и иметь дурную голову тогда, когда она должна быть чистой, – нет, сейчас не тот случай.

Я наложил еще три шва, аккуратно связывая и обрезая нитки ножницами. И словно бы даже лучше себя почувствовал. Хорошо, что нож вошел не в брюшину. Тогда могли бы и кишки вывалиться, а это в моем положении означало бы конец.

Ватный тампон я приклеил к боку пластырем. И сам тампон после этого тоже хлоргексидином пропитал. Пусть обеззараживает. И, как оказалось, вовремя закончил перевязку, потому что услышал голос. Кого-то звали.

Так и должно было быть. Слишком много времени прошло с тех пор, как я вошел в «зеленку». Я трижды должен был бы успеть напороться на посты. Бандиты поняли, что в ситуации произошли изменения. И пошли проверять. Но на зов никто не откликнулся. Тогда позвали с другого места. Оттуда же послышались еще несколько голосов.

Я стал торопливо напяливать на себя бронежилет и «разгрузку», потом встал и понял, как трудно будет мне передвигаться. Бок горел огнем при каждом повороте тела. Передвигаться прямо я мог, но вот обернуться, хотя бы для того чтобы осмотреться, я не говорю уже о том, чтобы отстреливаться, было больно. А бандиты приближались~

Я проверил автоматы санитарки и ее напарника. Оба были с «подствольниками», и гранатометы заряжены. Встречать меня готовились по полной программе, если не считать за программу отсутствие боевых навыков. Я опять воспользовался тем, что по уровню нахожусь выше, прикинул место, откуда слышались голоса, прикинул возможность группы передвигаться среди кустов, соблюдая меры осторожности, и поднял первый автомат, уперев рукоятку в плечо вместо приклада. Но – в правое плечо, поскольку нож вошел мне в левый бок, и лишний раз сотрясать рану мне не хотелось. Гранатомет ухнул, наверное, солидно, но из-за боли я этого звука вроде бы и не услышал, как ничего и не увидел. Но это длилось всего-то какую-то секунду. Я уже услышал, как граната взорвалась примерно там, куда я ее посылал, и теперь голоса зазвучали снова, возбужденные, чуть ли не истеричные. Наверное, я кого-то накрыл. Не дожидаясь дальнейшего развития событий, я поднял второй автомат и точно так же послал вторую гранату. В то же место.

И упал сам.

Был провал в памяти, и я не знаю, сколько пролежал без сознания. Болевой шок выключил сознание – словно предохранитель перегорел. Но в себя я пришел не оттого, что острая боль ушла, а оттого, что подсознание заставило сработать чувство самосохранения, и я ясно осознал, как опасно сейчас находиться здесь, рядом с убитыми мной боевиками, когда сюда наверняка крадутся другие. Я сначала поднял только голову, чтобы осмотреться, – это тоже чувство самосохранения сработало, потому что, вскочи я на ноги, во-первых, сразу боль по телу полоснет, что не даст возможности осмотреться, во-вторых, сам я сразу же стану мишенью. И я поднял голову. И сразу увидел двоих, что неумело ползли, высоко задрав куриные задницы.

Я положил автомат на камень, чтобы не придерживать его правой рукой, прижал приклад к левому плечу, потому что точно стрелять с правого плеча для меня проблематично, а правой рукой с силой зажал недавно зашитую рану. Увесистая мушка автомата легла в прорезь прицельной планки, нашла цель, я задержал дыхание и коротко нажал на спусковой крючок. И тут же отыскал в прицел второго, ползущего в двух метрах позади. Еще один одиночный выстрел завершил жизненный путь бандита. Но я при этом прекрасно понимал, что двое бандитов – это не весь личный состав, что против меня выставлен. И тут же получил подтверждение. Откуда-то со стороны раздались несколько автоматных очередей. Неприцельных. Стреляли оттуда, откуда меня видеть не могли, и стреляли непонятно в кого, скорее всего, просто для острастки, чтобы запугать меня и себя подбодрить. С плохими бойцами это бывает. По одиночным выстрелам они меня определили. Я вообще ни разу не слышал, чтобы бандиты стреляли одиночными. Они любят длинные очереди. И поняли, что стреляют не в меня, а я стреляю.