Сергей Самаров - Огненный перевал

Еще я понимал, что наши на перевале не оставят боестолкновение у себя под носом без внимания. И сейчас в мою сторону уже, видимо, нацелен большой стационарный прибор ночного видения, единственный на перевале, но способный и в темноте помочь разобраться в ситуации.

До минного поля оставалось чуть больше ста метров, когда я ощутил удар в плечо и упал лицом в камни. Лицо, кажется, разбил, но боли не ощутил, как и боли в плече. Подняться и побежать дальше было делом нескольких секунд. И только по ощущению чего-то горячего, растекающегося по спине, я понял, что одна из пуль меня все же нашла. Но ранение было несерьезное, и пока я еще был вполне в состоянии свой план выполнить. Только кровь, видимо, бежала обильно, но потеря крови ощущается не сразу, и я должен был успеть до своих добраться.

Я бежал, я торопился…

Я бежал, я торопился, мама, раненый, кровью истекающий, я бежал к своей роте, но я к тебе бежал тоже… К тебе торопился… Я знал: чем скорее доберусь до своих, тем скорее смогу к тебе попасть… Потому так и торопился, потому не щадил себя…

Ты жди меня, мама, я обязательно скоро приеду, и мы встретимся. Ты же одна у меня, ты самый близкий, ты единственный близкий мне человек, и мне будет очень плохо, если я опоздаю и мы не увидимся…

Я никогда не держал на тебя обиды… Я понимал, что ты бывала несправедлива ко мне, но обиды я на тебя не держал, потому что понимал — ты сама обижена, ты несчастлива и тебя жалеть надо, мама… Милая моя мама…

Жди меня…

Минное поле представляло собой вовсе не поле в обычном понимании этого слова. Это была каменистая неровная равнина, усыпанная кустами там, где кусты сквозь камни смогли пробиться. Тропа через минное поле шла длинным зигзагом, состоящим из двух сходящихся под тупым углом троп. Никаких вех, естественно, выставлено не было, потому что читать показания вех умеют все боевики. Но расположение мин было нанесено на карту командира роты, а проход отпечатался в памяти тех, кто поле минировал и ходил с минами от места посадки вертолета до места их закладки. Я как раз ходил, и потому помнил все отчетливо. И даже ночь не смогла сбить меня с толку, но вот боевиков, меня преследующих, мое поведение с толку сбивало.

Я бежал там, где можно было бежать, но направление это вело не к самому перевалу, где были вырыты наши полнопрофильные окопы и выложены каменные брустверы, а в сторону, к скальной стене, которую преодолеть невозможно. Как только боевики уловили мое направление, а бежал я, время от времени пригибаясь и чуть-чуть шарахаясь в сторону, если тропа позволяла это сделать, в общем-то по одной линии, они решили меня догнать, и для этого решили срезать угол. С точки их выхода на минное поле это казалось вполне вероятным делом. И бежали они широко рассеявшись. Мне не было видно, сколько их осталось. Для этого необходимо было остановиться и оглянуться, а я время попусту терять не хотел. Пули время от времени опять посвистывали рядом. Но стреляли редко, рассчитывая захватить живым до того, как я добегу до окопов, тем более что я, казалось, от окопов в сторону уходил, словно собирался их под отвесной стеной обойти. Да и что за стрельба на бегу… Прицелиться невозможно… Они бежали, впрочем, недолго. Хотя я даже удивился, что так далеко смогли убежать. А потом последовало сразу два мощных взрыва, а за ними и третий. Вот тогда я позволил себе оглянуться, но тоже — на бегу…

Боевики поняли, куда я их заманил. И замерли как вкопанные. И тут подал свой долгий голос наш ротный «Поднос». [15] «Поднос» — 82-миллиметровый миномет 2Б14-1. Стандартный миномет в российских вооруженных силах. Мина упала с легким перелетом. Боялись, видимо, меня зацепить. Это уже сильно подействовало боевикам на нервы. И они побежали. Побежали туда, где первая мина упала, памятуя, что снаряд обычно дважды не попадает в одно и то же место. Но минометчики это правило тоже знают, и знают, что к месту первого взрыва часто сбегается противник.

Боевики побежали, и опять взорвалась мина на минном поле, но этот взрыв не остановил их. А вот следующий выстрел «Подноса» оказался точным. Я даже сам остановился, чтобы посмотреть результат. Теперь уже, покинув пределы минного поля, убегало пять или шесть человек. А по проходу в мою сторону бежали, не стреляя, около десятка наших парней. Конечно, даже с ПНВ узнать меня не могли, но армейскую форму конечно же рассмотрели. И хотя автоматные стволы из осторожности были на меня наставлены, я улыбался им навстречу…

Перевязка была закончена. Делалась она не в санитарной палатке, а прямо в палатке командного пункта, хотя он, по сути дела, был просто палаткой командира роты и сержанта-связиста, которого капитан всегда под рукой держал. Другие офицеры, командиры взводов, жили не в палатках, а в окопах с маленькими блиндажиками.

Капитан Полуэктов меня не беспокоил до тех пор, пока ротный розовощекий прапорщик-фельдшер не закрыл свой модный кожаный саквояж с медицинским оборудованием. Сумка с перевязочным материалом была у медсестры, а все медикаменты фельдшер с собой таскал, словно боялся, что солдаты на них будут покушаться. Конечно, в армии всегда найдутся желающие сделать себе укол шприц-тюбиком парамидола, но у нас таких любителей, насколько мне известно, не наблюдалось. Наркоманам в спецназе ГРУ служить сложно, потому что мы всегда при боевой обстановке. А там наркоманам не место…

— А бронежилет твой где? — зачем-то ковырнув пальцем бинт у меня на спине, спросил Полуэктов.

— Бежать в гору тяжело было, сбросил все лишнее… Чтобы скорость не терять…

— С одной стороны, правильно, — сказал мой командир взвода лейтенант Савин, присутствующий здесь же, — с другой стороны, в бронежилете пулю бы не получил…

— Товарищ капитан, выступать надо… Воронцов просил сразу выступить… Он почти без патронов там… И без гранат…

Полуэктов кивнул.

— Взвод уже выступил. Остальные готовятся. Ты пойти с нами сможешь?

— Конечно, — сказал я категорично и встал с походного раскладного стульчика.

— Крови он много потерял, — заметил прапорщик-фельдшер. — А так — рана сквозная, пуля между костей прошла, повреждены только мягкие ткани. Там сухожилия могло порвать — это было бы неприятно. Остался бы без руки. Отсохла бы просто. Но Бог тебя миловал…

— Наверное, отец Валентин за меня молился, — сказал я и сам не понял, съехидничал я или сказал от чистого сердца.

— Дойдет, — решил как разрешил фельдшер. — Парень крепкий…

— Товарищ капитан, комбат на связи… — поднялся радист, снял наушники с микрофоном и протянул их Полуэктову.

Тот только приложил один из наушников к уху так, чтобы микрофон около рта оказался.