Андрей Дышев - Серебряный шрам

Водитель высадил нас как раз в том месте, где приток вливался в Кокчу, развернулся на мосту и поехал в обратном направлении. Адвокат с посеревшим от ветряного массажа лицом, немного обалдевший от утомительной езды на открытой платформе, долго хлопал себя по карманам, вытаскивал трубку, кисет, но табака в нем не оказалось, и он искал новую пачку в рюкзаке, вскрывал ее, пересыпал в кисет пахнущие медом желтые стружки, набивал трубку, раскуривал, и все это время я терпеливо ждал, когда он утолит никотиновый голод. Я не торопил его, боясь, что он снова приступит к пытке своим занудством.

Быстро темнело. Мы прошли по каменистому широкому берегу, заваленному крупной галькой, ровно столько, чтобы нашу палатку нельзя было увидеть с шоссе. Пока мы с Рамазановым, продолжая играть в молчанку, расставляли палатку, Валери боролась с примусом. Разжечь его она, естественно, не смогла, и тогда девушка дала волю чувствам. Я услышал, как несчастный примус брякнулся о камни где-то в стороне. Рамазанов не отреагировал, он делал вид, что всецело увлечен состыковкой дюралевых трубок каркаса. Я же оставил палатку и подошел к Валери, которая сидела у воды на большом круглом булыжнике.

– Ну что с тобой? – спросил я и погладил ее по голове.

– Он никак не хочет разгораться, – ответила Валери.

– Мы сегодня все немножко перенервничали. Ты устала.

– Давай лучше костер распалим?

– Правильно! – вдруг ожил адвокат. – Для полного счастья нам как раз не хватает костра и задушевной песни.

Я, стиснув зубы, пошел на поиски примуса, а когда поднял его и рассмотрел, то понял, что в ближайшее время гореть он не будет. Он упал прямо на форсунку, и от удара блюдечко погнулось, закрыв отверстие.

А в самом деле, подумал я, чем плох костер?

Здравый разум уступил место стремлению все делать вопреки адвокату. Мне было наплевать на нашу маскировку, на наркотик и на самого адвоката. Не в силах больше сдерживать в себе порыв чем-нибудь навредить ему, я стал демонстративно собирать ветки. Адвокат некоторое время искоса наблюдал за мной. Затем выпрямился и сказал:

– Кирилл, не сходите с ума! Какой может быть костер? Здесь через час соберутся шакалы со всей округи!

– Вы боитесь шакалов?

– Не передергивайте! Вы знаете, о чем я говорю.

– Не имею ни малейшего понятия, на что вы все время намекаете. Говорите прямо.

– Я скажу вам прямо, когда вам в голову упрется автоматный ствол.

– Вы имеете в виду этот? – Я кивнул на «калашников», лежащий на моем рюкзаке.

Если бы я знал, насколько близок к истине!

Адвокат что-то пробормотал и снова взялся укреплять колышки. Я с удвоенным упрямством продолжал собирать хворост, в изобилии раскиданный по берегу.

Он не подсел к моему костру, и в его оранжевом зное мы провели с Валери чудесный вечер. Адвокат, когда стемнело окончательно, влез в палатку и там притворился спящим.

Мы залили угли речной водой, после чего стали устраиваться на ночлег. Валери, снова завладев автоматом, легла с краю, а я – рядом с ней. Однако через некоторое время я почувствовал себя униженным тем, что адвокат сопит совсем рядом со мной, и предложил Валери поменяться местами. Она уже засыпала и не стала выяснять, что мне мешает. Молча перевалилась на мое место, уволакивая за собой «калашников», а я занял ее место у стенки. Но и здесь я не мог найти себе покоя. Мне стало казаться, что подлый адвокат воспользуется тем, что я усну, и станет приставать к Валери. Эта мысль оказалась для меня совершенно невыносимой, и я начал снова переползать на середину палатки и перетаскивать Валери вместе со спальником на край.

– У вас что, вши завелись? – пробормотал из темноты адвокат. – Чего вы все время ворочаетесь?

– А вы не выставляйте свой зад на полметра, – огрызнулся я. – Не один здесь.

– Да побойтесь бога! Я уже и так в стенку вжался.

– Проще будет, если вы выйдете наружу.

– Благодарю вас, но мне и здесь неплохо.

Потом я подумал, что, должно быть, это путешествие слегка повредило нам всем мозги. Как ни странно, такой вывод меня быстро успокоил, и я заснул крепким сном.

По вине Валери мы завтракали всухомятку. Я попытался отремонтировать примус, но у меня не было ни плоскогубцев, ни иного инструмента, чтобы отжать погнутый лепесток.

С кислыми физиономиями мы жевали галеты с изюмом. Я старался не смотреть на адвоката, но его борода и отполированная лысина словно назло лезли в глаза.

– Никто из вас не слышал ночью машины? – спросил адвокат.

Я пожал плечами. Я спал как убитый и не слышал ничего. Валери вообще не отреагировала на вопрос.

– Где-то там, – махнул он в сторону шоссе. – И завывала точно так, как и наша побитая «Тойота».

– Мало ли какие машины могут проехать, – сказал я и искоса глянул на адвоката. Его так и подмывало что-то сказать. – Кажется, вы не прочь поспорить? – помог я ему.

– Что вы, вам показалось! – тотчас отпарировал он. – Спорить по поводу такой явной глупости – самое неблагодарное занятие.

– Какой глупости? – не поняла Валери.

– В стране, где бушуют междоусобные войны, нормальные люди по ночам на автомобилях не ездят.

– А ненормальные?

– А вот они как раз этим и занимаются… Милая моя! Наше сказочное освобождение из плена, наша замечательная прогулка на авто, как выразился Кирилл, и всякие ночные шебуршания на шоссе, которые вы не слышали, – все это звенья одной цепочки. И очень скоро мы доберемся до истины. – Он выразительно посмотрел на меня. – Доберемся, чего бы нам это ни стоило.

Горбатого могила исправит, подумал я. И все же, и все же… Если методично, целеустремленно, час за часом внушать человеку пусть даже абсурдную мысль, то в конце концов он не то чтобы поверит в нее, но станет принимать во внимание некоторые аргументы в пользу этой мысли. Действительно, признавался я, наше чудесное освобождение в самом деле невероятно, а поверить в тот бред, который нес я на допросе, мог только слабоумный, но ведь длинноволосый поверил! Поверил, черт его подери! Или же сделал вид, что поверил?

Пока мы сворачивали палатку и упаковывали в рюкзаки раскиданные по камням вещи, я все думал об этом. Как бы плохо я ни относился к адвокату, но в его словах есть резон. Слишком гладко все было, а именно это и подозрительно.

Я стал детально вспоминать наш разговор. Его первый вопрос: кто я? Он имел в виду имя и фамилию, но я ответил: там все написано. И длинноволосый удовлетворился этим ответом, хотя ни имени, ни фамилии в удостоверении не было. Создается впечатление, что мои Ф.И.О. его либо вообще не интересовали, либо он уже знал их. Но была там еще одна деталь, на которую я лишь подсознательно обратил внимание, а потом тут же забыл. Пачка «Кэмела»!