Михаил Серегин - Палач в белом

Вдоль тротуаров уже затеплились фонари. Между домами легли густые и гулкие тени. Шоссе наполнилось переливающимися, мчащимися наперегонки огоньками. В кронах деревьев бормотал полусонный вечерний ветерок.

Доктор прошел пешком два квартала и обогнул башню девятиэтажного дома, сверкающего пирамидой освещенных окон. К его удовольствию, возле нужного подъезда никого не было, и он незамеченным вошел в кабину лифта.

Квартира находилась на восьмом этаже. Врач-убийца покинул лифт и мягкими шагами подошел к двери – она была обита хорошим дерматином и украшена узорчатой бронзовой ручкой. Из-за двери не доносилось ни звука. Доктор нахмурился и сделал строгое лицо, хотя чувствовал себя очень неуверенно. Но время колебаний и сомнений прошло. Он поднял руку и надавил на кнопку звонка.

В квартире тренькнуло, а потом послышались размеренные тяжелые шаги. Замок щелкнул, и дверь с легким скрипом отворилась. На пороге стоял грузный, еще далеко не старый мужчина с багровым отечным лицом и измученными глазами. Волосы у него были черные, как уголь, и резко контрастировали с абсолютно седыми висками и усами. Дышал он тяжело, надсадно и, по всей вероятности, чувствовал себя неважно, но во всем его обличье была видна забота не только о здоровье – одет аккуратно и чисто, волосы тщательно причесаны, щеки гладко выбриты. Менее всего он походил на человека, готового расстаться с жизнью.

– Здравствуйте! – строго произнес врач, чуть-чуть наклонив голову.

– Добрый вечер! – одышливо сказал мужчина и с надеждой воскликнул: – А вы, наверное, доктор? Слава богу, что пришли! Понимаете, как ночь наступает, я буквально делаюсь сам не свой! И душит меня, и мотор колотится, и кажется вот-вот – и душа вон! Однако что мы стоим? Проходите, пожалуйста.

Он попятился, уступая врачу дорогу и при этом не переставая говорить:

– Понимаю, что отнимаю у вас время, и, поверьте, постараюсь компенсировать... Но, сами посудите – что же мне делать? Два тяжелейших инфаркта! Из дома практически не выхожу – до магазина не добираюсь, в глазах темнеет. Живу один, никому не нужен. Пока в силах был – везде требовался. На Севере десять лет оттрубил, в Афганистане служил, в Чернобыле успел побывать... А как вышел в тираж – все! Пенсию назначили, и гуляй, Вася!

Последние слова он договаривал уже в зале, обставленном уютно и с большим вкусом. Доктор обратил внимание на дорогую светлую мебель, никелированные панели радиоаппаратуры, пушистый ковер под ногами, а еще на фотографию в простой металлической рамке, которая одиноко стояла посреди столика из карельской березы. С нее смотрела женщина с миндалевидными глазами и чуть печальной улыбкой.

– Жена, – поймав его взгляд, со вздохом сказал хозяин. – Восемь лет как умерла. Рак. А я вот все копчу небо... – развел он руками. – А зачем, и сам не знаю. Ни детей, ни друзей...

Доктор наконец решился раскрыть рот.

– Не нами устанавливаются сроки, – суховато заметил он. – Небесная канцелярия решает, кому и сколько...

– Это верно! – легко согласился хозяин. – И вы знаете, что ведь любопытно? И жить невмоготу, и помереть страшно! Я ведь, между прочим, неробкого десятка, бывал в разных переделках, сознательно на смерть шел! А теперь дрейфлю, цепляюсь за жизнь, как щенок за титьку... Самому противно.

Он смущенно улыбнулся и замолчал, хватая ртом воздух. Наметанным глазом врач уловил, что причиной одышки является не только органическое поражение сердечно-сосудистой системы, но и психогенный фон пациента. Хозяин действительно был напуган, раздавлен болезнью – она не отпускала его ни на мгновение, – он день и ночь жил словно под прицелом снайпера и смертельно боялся. Но даже теперь его удивительная сила воли позволяла ему преодолевать этот бесконечный страх и сохранять достоинство.

Врач подумал, что при необходимости хозяин еще может запросто свернуть ему шею.

«Специально, что ли, они его мне подсунули? – зло подумал врач-убийца. – Чтобы я засыпался? А я ведь, если засыплюсь, молчать не буду – расскажу на следствии все, до мельчайшей детали».

– Хорошо, нашлись добрые люди, – доверительно сказал вдруг хозяин. – Девушка вот ко мне ходит. Из фирмы «Воздаяние». По хозяйству чего... в магазин. Вот с вами сумели договориться. Я сбережений не жалею. Все равно уже недолго, наверное. Вот и квартиру, знаете, фирме этой завещал. Мне-то она после смерти ни к чему, а люди ведь должны интерес какой-то иметь, верно? Без интереса сейчас никто и пальцем не шевельнет. Отошли те времена! Кто знает, может, оно и к лучшему? Вы как считаете?

Он пожал плечами. Разговорчивый больной, сам того не желая, задел слабое место доктора. Фраза об интересе наполнила его душу ядом. «Знал бы ты, – мстительно подумал он, – какую работенку мне придется выполнять сейчас за бесплатно! Между прочим, и слова о заботливой фирме не ускользнули от его внимания. Теперь он по крайней мере знал название и мог разыскать их контору. Он тоже хочет иметь свой интерес.

– Вы знаете, давайте сразу перейдем к делу, – стараясь придать голосу оттенок любезности, проговорил врач. – Мне не пришлось наблюдать вас ранее, и анамнез мне известен в общих чертах. Вы хотели бы, чтобы я вас осмотрел или выполнил какие-то конкретные назначения?

На красном лице хозяина отразились сомнения, которые бередили его душу. Забавно было видеть какую-то почти детскую робость в чертах этого усатого, много повидавшего человека.

– Знаете, доктор, ужасно неловко, но, если у вас есть такая возможность, я просил бы, чтобы вы меня посмотрели... Понимаю, что лишний осмотр ничего не изменит и моя болезнь никуда от меня не денется, а все-таки надеюсь – вдруг? – Он смущенно рассмеялся. – Вдруг вы сжалитесь и отмените свой приговор...

Врач кивнул и молча поставил на столик свой чемоданчик. Фотографию он передвинул на край стола, стараясь не смотреть в глаза красивой женщины, хотя и не понимал, почему он боится это сделать – ведь ее уже давно не было на этом свете...

– Попрошу раздеться! – бесстрастно произнес он, доставая из чемоданчика фонендоскоп и аппарат для измерения давления.

Хозяин, сопя, принялся расстегивать пуговицы на рубашке.

– На что вы сейчас жалуетесь конкретно? – спросил доктор, подходя ближе.

– Страх, доктор! – искренне сказал хозяин, торопливо отбрасывая рубашку на диван. – Перебои, одышка, давит тут вот... – Он показал на грудь. – В общем, полный набор. Если не сочтете нужным назначить что-то свое, я попросил бы вас ввести анальгин и реланиум – у меня уже все готово...

– Посмотрим! – неопределенно пообещал он, вставляя фонендоскоп в уши и приступая к выслушиванию.

Больной был коренаст и некогда, видимо, очень мускулист. Теперь тело его обрюзгло и заплыло жирком, но он все еще был достаточно силен. Доктор снова с неудовольствием подумал, какие неприятности могут его ожидать, если хозяин почувствует неладное. Однако он старался не показать, что волнуется, и держался официально и сурово, будто медицинское светило.