Виктор Кнут - Удар молнии

Болото, которое преграждало мне путь, растянулось вдоль Онежского озера на многие километры, но, насколько мне было известно, оно было узким и почти везде проходимым. Разве что только по дури или по пьяни там можно было забраться в топь. Зато в болоте легко сбить со следа собачек — огромный плюс, если учитывать то, что антидог я, дурак, уже весь израсходовал.

Я повесил дробовик на плечо вниз стволом и, сверив с компасом направление, попер вперед по азимуту. Болото и в самом деле оказалось каким-то детским. Упругий мох, укутанные брусничником кочки… Если где вода и доходила до щиколоток, то такие участки можно было по здешним меркам смело назвать трясиной. И лишь один-единственный раз мне пришлось возвращаться и обходить действительно серьезную топь, поросшую нежной травкой.

Примерно через три километра болото резко оборвалось, и его сменил чистый, словно ухоженный городской парк, бор. Хорошо — по нему можно было бежать. Плохо — редко росшие сосны не давали мне достаточного укрытия даже от вертолетов. А если бы меня засекли, то найти здесь хоть какое-нибудь место, чтобы отсидеться, я бы не смог. И не смог бы в этом бору уйти от погони. А значит, пришлось бы вступать в бой. С. семью-то зарядами картечи — всем моим боезапасом!

Я перешел на легкую рысь и, плюнув на все — попадусь, так попадусь, — побежал на запад. Пока что я ни разу не слышал звука вертолетов и очень надеялся на то, что никаких вражьих дозоров впереди не встречу. Расставить их на машинах мои преследователи не успеют, а с летной техникой, похоже, что-то у них не заладилось. Нет керосина? Расстреляли пилотов? Все может быть в этой дурацкой стране. А особенно в ее армии…

Они затрещали, как только я помянул их всуе. Две вертушки одновременно. Одна прошла к западу чуть левее меня, другая — почти над моей головой, и пришлось пережидать, когда они уберутся подальше, тесно прижавшись к стволу сосны. Звук вертолетов отдалился, но окончательно не затих. Вертушки кружили над лесом километрах в трех впереди меня. А может, чуть меньше. Или больше… По звуку расстояние я определять не умел. Но зато точно знал, что где-то там, к западу, сейчас высаживается десант, выставляются заставы, организуется оцепление. И все это по мою душу! Можно бы возгордиться, если не было бы так страшно и грустно.

В какой-то момент я чуть было не развернулся назад. Посетила меня такая идея: углубиться в. леса, поплутать там несколько дней и постараться выйти в каком-нибудь более спокойном месте. У осторожного Голоблада на такой случай даже был разработан план. У Голоблада, но не у Пивцова. При одной только мысли о том, что придется торчать в Карельских чащобах еще несколько дней — без жратвы, без репеллента и в полной неизвестности о том, чем закончится вся эта заваруха, — меня насквозь пропитал такой боевой пыл, что я готов был сейчас же броситься в бой один против целого взвода спецназовцев. И идею возвращения в лес отмел бесповоротно, И продолжал держать курс на запад, готовый к войне и уверенный в том, что, пока доберусь до противника, судьба подкинет мне хоть какой-нибудь подарок. И я использую этот подарок в своих интересах. И выберусь ~ все-таки выберусь! — из проклятого леса.

«Эй, Судьба. Ну как, подкинешь?»

«Хм, ну ты и нахал… — вздохнула Судьба. — И так уже в лепешку разбилась, а этому негодяю все мало. Да-а-а… Ладно, в последний раз». И достала из своих закромов «ГАЗ-53», под завязку загруженный сеном. Это в двенадцать-то ночи!

Сначала я расслышал звук ехавшей через лес машины. Совершенно мирный, чуть подвывающий тенор, характерный для грузовиков «ГАЗ». Его трудно, спутать с чем-то другим. Я удивился, — не ожидал встретить в этой глуши дорогу. Тропинку, — пожалуйста, но дорогу… Медведя, — пожалуйста, но грузовик… Я снял с плеча дробовик и, резко изменив курс, потрусил туда, где, по моим расчетам, реальнее всего было пересечься с машиной — метрах в двухстах-трехстах к северо-западу.

Грузовик медленно полз через бор по узкой лесной дороге, стараясь не задеть бортами кузова стволы сосен. У него была голубенькая кабина с белым носом, увенчанным мерседесовской «куриной лапкой» размером с чайное блюдце. В кабине виднелись две головы: водителя, зажавшего в углу рта сигарету, и пассажира — мальчика лет десяти в красной бейсболке. А может быть, девочки… Черт их сейчас отличит.

Я притаился за деревом и, когда от машины меня отделяло шагов пятнадцать, выскочил на дорогу, словно тать ночной. И даже не успел проголосовать «Спасом-12», как водитель от неожиданности ударил по тормозам. Грузовик дернулся и заглох. На меня через ветровое стекло уставились четыре испуганных глаза. Сигарета, выпустив вверх струйку дыма, переместилась из одного угла рта в другой.

— Здорово. — Я подбежал к машине и вскочил на подножку. — Извините, что напугал. Мне нужна ваша машина.

Сигарета подергалась и переместилась обратно. Мальчишка в бейсболке — все-таки не девчонка — несколько раз хлопнул ресницами.

— Садись. — Водитель кивнул головой вправо. — Через ту дверь. Митька, подвинься. — Испуг у него прошел, и теперь он разглядывал меня с интересом. И расслабился. И не успел оказать сопротивления, когда я распахнул левую дверцу и выдернул его из кабины. И откуда только взялись силенки? Правда, водитель оказался худым и легким. Ему, наверное, не часто доводилось вдоволь покушать.

Он мешком хлопнулся мне под ноги и даже не пытался подняться. Боялся пошевелиться. Замер. Сжался, ожидая если не пули, то хотя бы удара прикладом. Его рубашка расползлась на спине, и через дыру выглядывали на волю острые бугорки позвоночника, покрытые россыпью рыжих веснушек.

— Прошу прощения, — еще раз извинился я. — Так надо. Я не злодей, но так надо. В кабине ваш сын?

— Племянник, — прошептал он.

— Отлично. Его и машину вы найдете в Пяльме. Ничего с ними не будет. И не спешите бежать следом за нами. В ваших же интересах, что-бы я не вляпался в перестрелку. Тогда пострадает ребенок. Договорились?

Поверженный наземь водитель наконец осознал, что сегодня умирать не придется. Он вышел из состояния столбняка, принял сидячее положение и, хлюпнув носом, посмотрел на меня.

— А, может, и я?

— Нет. — Я достал из кармана две стодолларовых купюры и продемонстрировал их водителю. — Это я отдам мальчику, когда мы доберемся до Пяльмы. И еще раз прошу, не спешите следом за нами.

— Не буду. — Он так до конца и не понял, что происходит.

Я запрыгнул в кабину и провернул ключ зажигания. Грузовик поскрежетал стартером и завелся.

— Сколько до Пяльмы? — высунулся я из окна.

— Километра три. Може, четыре. — Водитель стоял на коленях и провожал меня взглядом, в котором отражалась тоска. И безысходность. Бедный мужик. Мне было жалко его. Но что поделать. Так надо…