Игорь Хрусталев - Делец включается в игру

Читали «Сонеты к Марии Стюарт».

«…взять хоть Иванова:

звучит как баба в каждом падеже».

Я едва не проскочил на красный сигнал светофора, услышав эти строки.

Да, у меня с головой, действительно, проблемы. Как же я сразу не догадался!

Ведь эта особенность русского языка может дать ответ сразу на несколько вопросов, над которыми я корпел вчера поздним вечером у себя дома!

Как раз в этот момент зазвонила моя «сотка» и я услышал голос Антона:

– Сергей Радимович?

– А кто же еще? – обрадовался я. – До тебя дозвониться, как до Президента.

Обменявшись затем довольно невнятыми краткими приветствиями, мы условились встретиться у трамвпункта (я не без удовольствия отметил, что оказался прав в своих предположениях), куда и направлялся Антон с очередной жертвой молодежного гуляния.

«Скорая» подъехала через три с половиной минуты, не без лихачества срезав угол на опасном повороте и аккуратно вписалась в железные ворота, ведущие к приемному отделению пункта оказания первой помощи.

Из машины вывалился Антоша. Чехов деловито следовал за носилками, на которых извивался от боли щуплый подросток, прижимавший к груди початую бутылку «Анапы».

Я поспешил вслед за ними и поймал Антона, когда он уже намеревался снова юркнуть в «карету».

– О, старик, – пожал он мне на бегу руку, – жутко рад тебя видеть! Слушай, у меня тут сейчас запарка, надо ехать по очередному вызову. Давай как-нибудь созвонимся, совпадем, посидим…

– Ты мне что-то хотел сказать, – напомнил я Антону. – Может быть, я с вами прокачусь?

– Почему бы и нет? – обрадовался Чехов. – Правда, за десять минут много не наговоришь, но все-таки… Прыгай в машину!

Я скакнул через ступеньки в кузов и примостился рядом с Антоном.

«Похоже, у него все же есть ко мне какое-то дело», – подумал я, слегка стиснутый стоящими на сиденье железными коробками.

– Вот жизнь пошла! – Антон поделился со мной своими профессиональными новостями. – Молодежь сопливая наркотиками травится, почем зря. Представляешь, ЛСД! Ты можешь вспомнить, чтобы в наше время кто-нибудь из знакомых принимал такое?!

– Н-не могу, – подтвердил я, подпрыгнув, когда «скорую» тряхнуло на повороте.

– Комсомольская, шесть? – уточнил шофер адрес, одним глазом кося на дорогу, другим – на прилепленный к панели управления листок бумаги.

– Ага, – кивнул ему Антон и снова повернулся ко мне. – Ты хоть в двух словах скажи, как ты сейчас?..

– Комсомольская. шесть? – нахмурился я, припомнив, что этот адрес попадался мне среди козодоевского списка. – А кто вызывал?

– Козодоева Роза Ивановна, 1928 года рождения, – прочитал Антон, перегнувшись через сиденье. – А что, ты ее знаешь?

– Вряд ли, по возрасту не подходит, – помотал я головой. – Постой, но ты же сказал что-то про сопливых мальчишек.

– Ну да, – подтвердил Антон, – старушка для внука нас вызвала. Как его?.. Козодоев Илья Максимович, 1976 года рождения.

– Я пойду с вами, – непререкаемым тоном заявил я.

«Конечно же, это мальчишка, – думал я, вылезая из машины и направляясь к подъезду чахлой пятиэтажки, – а никакая не женщина. Родительный падеж. Чье – Козодоева. Вот и все дела».

Я был слегка раздосадован, что не понял этого сразу, и, в то же время, отчасти доволен собой, что все же догадался, хоть и по подсказке Иосифа Бродского. Поэзия, господа, действительно подчас очень помогает нам в нашей трудовой деятельности.

Нам открыла строгая пожилая женщина со скорбным выражением на испитом лице. Она стояла, крепко держась за косяк, чтобы не потерять равновесие.

– Вы опоздали, – сказала она, тяжело вздохнув, и на нас тотчас же пахнуло парами дешевого красного вина. – Илюша скончался.

В узкой комнате из мебели могли поместиться только маленький столик и кровать, которая занимала половину помещения. Над ложем, на котором лежал лицом вниз труп молодого человека, нависали книжные полки – для шкафа места в комнате уже не нашлось.

Женщина, открывшая дверь, оказалась какой-то троюродной бабушкой покойного. Она производила впечатление довольно интеллигентной алкоголички и, по ее собственным словам, сегодня уже слегка «поправилась».

– Видите ли, – проговорила она, кутая дрожащие руки в потертую шаль, – я человек старой культуры, так сказать, алкогольно-никотиновой. А все эти новые веяния с наркотиками – это для молодежи. Что кому нравится. Одним словом, демократия…

Пока врачи суетились над умершим, бабушка продолжала сокрушаться современным падением нравов.

– Какие-то порошки, промокашки… Жуют, нюхают, колются…

– Илья кололся?

Бабушка отрицательно покачала головой.

– Жевал, – значительно произнесла она. – Зачем, спрашивается?.. Нет бы сто граммов принять… И душа успокаивается, и для организма здоровее… Вот и доигрались… И что ведь странно – Илюша всегда был такой аккуратный, свою дозу точно знал…

Я скользнул взглядом по фотографии Ильи Козодоева, висевшую на стене комнаты между вырезанными из цветных иллюстрированных журналов фотографиями Плисецкой и Нуриева.

Покойный, как того и следовало ожидать, при умелом гриме, вполне мог бы сойти за Софию Ротару.

Теперь я уже почти не сомневался, что тогда, в Ледовом дворце, я гнался именно за ним.

Время, между тем, поджимало. Врачи уже заканчивали свои исследования, вот-вот должна была приехать милиция, так что пора ковать железо.

– У него кто-то был сегодня? – осведомился я.

– Я ничего не знаю, – старуха произнесла эти слова чересчур быстро.

Алкоголики со стажем отличаются особой сообразительностью (если, конечно, они еще способны вообще соображать) и умеют мгновенно оценить человека с первого взгляда. И, конечно, она сразу же поняла, что я не из врачебной братии.

Я подхватил бабулю под ручку и отвел на кухню. Смахнув с табуретки хлебные крошки, я усадил на нее хозяйку, а сам сел напротив нее.

В качестве защитной реакции на предстоящий допрос бабуся решила всплакнуть, но я быстренько ее осадил:

– Слезами тут не поможешь, – произнес я, доставая из бумажника деньги. – Мне некогда тут с вами рассусоливать, поэтому быстренько скажите мне, кто водился в знакомых у вашего внука. Пяти лимонов вам должно хватит на похороны, поминки и опохмелку. Расписки не надо.

– Не было сегодня утром никого из его друзей, – проговорила она, пряча деньги в какой-то потайной карман на юбке, – Только Стасик с девочкой заходили.

– Кто такие?

– Стасик учился с Илюшей в хореографическом, пока его не выгнали, а девочка – стасикова подружка. Гел-френдша, как сейчас говорится. Я им комнатку иногда уступала свою за символическую плату. Молодежь сейчас такая развитая. А времена нынче сами знаете какие. Эти проклятые акцизы… – старушка пристукнула кулаком по столу, собираясь излить мне наболевшее, но я ее оборвал.