Виталий Гладкий - Сплетающие сеть

– Вот такой я нехороший. Между прочим, мужчина обычно выпендривается перед женщиной, проявляя храбрость (нередко совсем идиотскую), только для того, чтобы закадрить ее. А у меня сейчас такого желания нет.

– Неужто я для вас пустое место? – В глазах Каролины зажегся опасный огонек.

Я решил не перегибать палку и ответил честно:

– Ничего подобного я не говорил. Скорее наоборот – вы мне приятны и симпатичны. Но не настолько, чтобы я мог изменить своим привычкам.

– Вы еще и врун.

– Точнее – фантазер. Но не в нашем случае. Я просто не горю желанием вмешиваться в семейную междоусобицу. Это всегда чревато. Как говорится, муж и жена – одна сатана. Воистину, третий в такой ситуации лишний.

– Судя по тому, как вы жонглируете прописными истинами, у вас и впрямь нет недостатка в образовании. Я начинаю склоняться к вашей версии – что вы действительно интеллигент, а вовсе не военный человек, как мне думалось. – Ее голос источал желчь.

– Только не говорите вшивый интеллигент, как это было принято в совсем недалекие времена. По части личной гигиены у меня все в норме.

– Оно и видно… – Она скептически посмотрела на комья грязи, испещрившие пол.

Я поторопился как можно незаметней затолкать ногами под стол грязные бахилы. Снять-то я их снял, но помыть и поставить на место у входной двери не успел – уж больно есть хотелось. И тем более у меня не было времени навести в своей обители хоть какой-нибудь порядок.

– Незваный гость хуже татарина, – опять блеснул я эрудицией. – Уж извините, мы вас не ждали. Иначе я надраил бы пол зубной щеткой. Кстати, вместо того, чтобы разводить трали-вали и заниматься критиканством, не лучше ли взять веник и швабру и произвести элементарную уборку. А то у нас в стране критиков пруд пруди, а добросовестных работников – кот наплакал.

– Я в уборщицы к вам не нанималась!

– Кто спорит… – Я окинул ее с ног до головы долгим оценивающим взглядом. – Эта прозрачная дерюжка чай в рюкзаке хранилась? Конечно, к такому прикиду ведро и веник совсем не катят. Вам бы сейчас в приморском баре кантоваться, а не в этих палестинах. Зосима, как там твоя Машка? Не застоялась ли? Мне кажется, барышне все же стоит прислушаться к голосу разума и как можно скорее покинуть нашу мирную обитель.

– Ни за что! Оставаться здесь или нет – это моя проблема.

– Извините, я сморозил глупость. Разум и женское упрямство несовместимы. А что касается ваших проблем… Я прямо-таки с душевным трепетом мечтаю, чтобы они, случаем, не стали нашими. Но вы почему-то настойчиво втягиваете нас в какую-то авантюру. В какую именно, мне пока непонятно, однако я совершенно не сомневаюсь, что так оно и есть.

– С чего вы взяли, что я авантюристка и пытаюсь вовлечь вас в какое-то опасное предприятие? А-а, понятно… Я просто забыла с кем имею дело. Храбрость – не самое главное ваше качество.

– Кто возражает? Ну не могу я лечь грудью на амбразуру дзота – и все тут. Но не в этом дело. Я лишь в очередной раз пытаюсь донести до вашего сознания, что всем земным благам предпочитаю спокойствие и умиротворенность. Потому все, что мешает этому, вызывает у меня вполне обоснованное раздражение и опаску. Я простой обыватель, который хочет, мечтает, чтобы его оставили в покое.

– А я тут причем?

– Очень даже причем. Кстати, из-за вас уже рыба в озере перестала ловиться. Вы ее напугали. Правда, Зосима? – Мой приятель, недоуменно вытаращившись, невольно кивнул. – Вот видите, он подтверждает.

Поэтому пришлось на дичь перейти. Птичку, конечно, жалко, но не помирать же с голоду.

– Господи, какую чушь я должна выслушивать!? – Она демонстративно всплеснула ладонями. – Мне кажется, на вас дурно подействовал уединенный образ жизни. Я где-то читала, что у Робинзонов со временем психика нарушается. Ну, вы меня понимаете… Нет? Это когда у человека в голове ку-ку.

Вот нахалка! Ну что с ней делать? Может, поступить, как Стенька Разин: взять ее в охапку и зашвырнуть на средину озера? Так сказать, вернуть воде то, что ей принадлежало. Гляди, потом все изменится к лучшему…

Ах, мечты, мечты, где ваша сладость?..

Я посмотрел на Зосиму. Он сидел прямо, словно в трансе, и только хлопал ресницами. Где и подевалась его говорливость. Да, эта барышня кому хочешь рот заткнет. Переболтать ее может разве что ученый попугай.

– В нынешние времена, мадам, гораздо лучше быть сдвинутым по фазе, нежели иметь здравый рассудок, – сказал я примирительно. – Даже при непредвзятом взгляде на действительность умному человеку впору лезть в петлю. То, что сейчас творится (и не только у нас – во всем мире), похоже на кошмарный сон.

Человечество уже заканчивает рубить сук, на котором сидит.

– Ба, да мы философы! – воскликнула с неприкрытым сарказмом Каролина. – Теперь мне понятно, почему вас привлекает отшельнический образ жизни. Похоже, вам захотелось, чтобы вас еще при жизни причислили к сонму святых. Только как вяжется вся эта, отнюдь не нищенская, обстановка, – она сделала рукой круговое движение, – с вашим мировоззрением? По-моему, отшельничество предполагает аскетизм.

Или я не права?

– Вы принадлежите к тем индивидуумам, которые всегда правы, – отпарировал я ее выпад. – Говорят, что подобное свойство принадлежит ограниченным людям, но вы, видимо, являетесь приятным исключением.

Удивительно, но девушка смолчала. Она лишь обожгла меня презрительным взглядом и демонстративно отвернулась.

На какое-то время в избе воцарилась тишина. Чтобы как-то разрядить обстановку, я начал мыть посуду, при этом размышляя о превратностях судьбы; на меня иногда находит такая блажь. Все выходило на то, что моему спокойному размеренному существованию в деревенской глуши подходит конец.

И как будто в подтверждение моим выводам в сенцах что-то загрохотало (скорее всего, кем-то оброненные пустые ведра), и в избу достаточно шустро вбежала баба Федора.

Похоже, я и впрямь не ошибся: сегодня в моей тихой обители был день открытых дверей.

Старуха Коськина была возбуждена до крайности. Ее сухощавое востроносое лицо типичной склочницы даже зарумянилось на скулах, а все еще не по-старчески живые маленькие глазки блестели как в лихорадке.

Она несколько озадаченно уставилась на Каролину, которая безмятежно дымила сигаретой, но эта небольшая пауза тут же прервалась почти пулеметной трескотней, которая начала срываться с ее неутомимого языка:

– Там такое, там такое!.. Никифор в лесу нашел. Мы пошли по грибы, случайно наткнулись. Мужик. С виду неживой. Я страсть как перепугалась! Прислушались – как будто не дышит. Думали, совсем помер. Я говорю Никифору: надо звать людей. А он грит: ты что, дура? (Представляете – дурой меня обозвал!).