Джек Кертис (I) - Банджо

Со стороны соседних сидений на Гэса было брошено несколько обеспокоенных взглядов, но никто ничего не сказал и не спросил. Пришел старый проводник и прокомпостировал их билеты. Потом по проходу прошел белый мальчик с лотком; Гэс купил у него по огромной цене два яблока. После этого их уже никто не беспокоил, и они могли спокойно смотреть в окно.

Холмы Арканзаса скоро уступили место равнинам Озарка. Мимо окна проносились дубовые леса, шахты, где добывали свинец, развалюхи по краям лугов и полей. Изредка возникало что-нибудь, что привлекало внимание, но тут же оставалось позади и исчезало: человек, свежующий свинью, подвешенную к ветке дуба; чернокожий мальчик, сидящий на муле и размахивающий рваной шляпой; большой бык, пытающийся взгромоздиться на стройную, слегка присевшую на задние ноги корову... Все, что проносилось за окном, напоминало Гэсу о доме, о графстве Форд.

Месяцы, проведенные в каменном муравейнике, казались годами; он был как дикий мустанг, которого привезли в город, чтобы научить принимать участие в соревнованиях по выездке и стиплчейзу. По мере того как пейзаж, обозреваемый из окна вагона, становился все более диким и первозданным, воспоминания о каменных коробках, асфальте под ногами стали отступать. Каньоны, которые они переезжали по мостам, становились все глубже, а земля вокруг казалась совершенно девственной; никаких следов деятельности человека — если, конечно, не считать самих железнодорожных путей, которые вились через равнины, по зеленым склонам холмов... Вдруг Гэс услышал, как кто-то выкрикивает: “Хот-Спрингз! Хот-Спрингз!” Он очнулся окончательно и поднял голову с плеча Бесси, облаченного в шелк платья.

Глядя в ее египетские глаза, на ее радушную улыбку, он сказал:

— Нам здесь выходить.

Легко соскочив с подножки вагона, они обнаружили, что рядом с ними на платформе никого больше не было. Немного подальше, возле вагона первого класса для белых, вертелись носильщики и еще какие-то личности, которые помогали белым пассажирам, важным как магараджи, спускаться со ступенек вагона на вымощенную плиткой платформу; потом этих пассажиров почтительно сопровождали к машинам.

— Ну, посмотри, — сказал Гэс, — а здесь ни одного носильщика.

Гэс засунул пару пальцев в рот и пронзительно свистнул. К ним тут же бросился носильщик — седой растерянный негр, качающий головой и будто вопрошающий: что этот непредсказуемый белый человек придумает завтра?

Носильщик взял чемоданы; Гэс отдал ему чеки на багаж:

— Спасибо за помощь. Мы собираемся остановиться в гостинице.

— В той самой гостинице? — спросил седовласый носильщик с какой-то непонятной обреченностью, закатив при этом глаза.

— Да, именно там, — сказал Гэс, беря Бесси за руку и направляясь к стоянке такси.

Старый носильщик уложил чемоданы в машину, и Гэс сунул ем в руку доллар.

— Куда едем? — спросил таксист.

— В ту самую гостиницу, — сказал Гэс.

— Мог бы отвезти вас в одно местечко, тут совсем недалеко, вроде как, знаете, квартирка, никто не беспокоит, — предложил водитель.

— Нет, спасибо, мы все же поедем в гостиницу. Я учу свою племянницу играть в гольф.

— Да, похоже, у нее есть замечательная дырочка, куда можно ох как загнать! — Таксист оскалился.

Гэс очень быстрым движением приставил ствол пистолета к голове таксиста за ухом и очень спокойно сказал:

— Извинись немедленно.

— Да, сэр! Извините, ради Бога, извините, мэм, — просипел водитель. — Эти мои дурацкие шуточки... у меня всегда из-за них неприятности. Нет, нет, сэр, я ничего такого и не думал, нет, сэр, это просто так, глупая болтовня... У вас очень красивая племянница, знаете, вот честное слово. Да, сэр... извините, мадам!

Белое центральное здание гостиницы было весьма странной архитектуры, со множеством всяческих башенок и прочих излишеств. Дежурный администратор был небольшого роста, весьма упитанный, лысый мужчина, предупредительный, невозмутимый и исключительно вежливый. Но когда он увидел, что Гэса сопровождает Бесси, его мягкая предупредительность укрылась под маской холодной вежливости.

— Мистер Гилпин... — Он повертел в руках карточку бронирования. — Мы не были предупреждены, что с вами прибудет...

— Мой секретарь, — сказал Гилпин. — Она занимается моими финансами и чистит оружие — после употребления.

— Но извините, мы не ожидали... — Лицо администратора приняло каменное выражение.

Гэс вытащил из кармана довольно крупную купюру и подсунул ее под локоть кругленького администратора, которому так хотелось оставаться оплотом респектабельности в гостинице, куда съезжались гангстеры со всей страны.

— Я знаю, о чем вы подумали, — сказал Гэс, почувствовавший вдруг уверенность в себе. — Каждый раз, когда это происходит, ей становится очень неловко, хотя и не скажешь, что это бывает так уж часто... Понимаете, она дочь египетского короля Фарука, и с ней следует обращаться соответственно — как с принцессой.

Деньги исчезли; едва заметная улыбка смягчила камень.

— О, принцесса! Мы очень рады, что вы решили остановиться в нашей гостинице. Совсем рядом с полем для гольфа у нас есть замечательные отдельные домики, как раз на двоих. Там вам никто не будет мешать.

— Да, это как раз то, что нужно, — сказал Гэс.

Администратор позвонил в колокольчик и крикнул:

— Гости в коттедж первый!

Это прозвучало как окончательное признание их права на поселение в гостинице.

Выражение на лице Бесси изменилось: суровая, непроницаемая маска расовой отчужденности уступила место сверкающей улыбке озорной девчонки, которая получила то, чего ей очень хотелось. Ее плечи распрямились еще больше, и она действительно казалась дочерью древнеегипетского фараона.

Предложенный администратором коттедж и в самом деле оказался хорош — большой, чистый, уютный, в сторонке от других, — и Гэс решил про себя, что администратора еще нужно как-то отблагодарить.

С одной стороны коттеджа располагался бассейн, выложенный белой плиткой, с постоянно сменяемой, подогреваемой минеральной водой; с другой стороны простиралось поле для игры в гольф. Вокруг коттеджа росли большие, старые ореховые деревья, придававшие ему очарование и благородство старины.

Гэс раздал “на чай”, и когда их оставили одних, он повернулся к Бесси, обнял ее и поцеловал — ее губы сладки и свежи, как вода чистого ручья весенним утром. Гэс поднял Бесси на руки и занес ее в коттедж.

Он пронес ее сквозь гостиную, занес в просторную, полную свежего воздуха спальню и уложил на пуховые перины, громоздившиеся на кровати замысловатым сооружением с балдахином.

Бесси покусывала мочку его уха, охала, похихикивала, бормотала что-то тихим, хрипловатым голосом, мяла его плечи своими золотистыми пальцами...