Андрей Кивинов - Каникулы строгого режима

– Короче, здесь два мнения. Мое и неправильное. Вы меня понимаете, Федор Федорович?

С вежливым тоном славно гармонировал взгляд интеллигентного человека, поэтому судья не рискнул не понять.

– Конечно, Виктор Сергеевич. Гол был забит по правилам. Мне просто показалось.

После этого исторического момента пионеры шестого отряда прониклись к воспитателю уважением. Настоящий мужик, хоть и злой. Не потерпел несправедливости. Грудью за них встал. Не лузер.

* * *

Виктор Сергеевич начал встречаться с Татьяной Павловной почти ежедневно. Она не избегала его общества, но никак не могла привыкнуть к его замкнутости. Списывала это на особенности характера. Он помогал ей носить воду в умывальню, строил по ее просьбе самых хулиганистых подростков. Через неделю весь лагерь знал, что между воспитателями не только производственные отношения. И, в конце концов, случилось то, что рано или поздно случается между мужчиной и женщиной. Мужчина подарил женщине цветы. Лично нарвал на прекрасной лужайке, лично связал веревочкой. Женщина поблагодарила и преобразилась. Они перешли на «ты».

В тот вечер она была чем-то расстроена.

– Что случилось, Таня?

– Понимаешь, у ребят стали пропадать вещи. У одной девочки плеер, у другой хороший свитер. Вчера пожаловался Миша Андреев. Из кладовки исчезли кроссовки. Кладовка запирается на ключ, но замок очень старый.

– Может, сами посеяли?

– Нет, нет, исключено. Я сегодня решила немного понаблюдать за кладовкой. Во время тихого часа.

– И что?

– У нас есть мальчик. Из не очень благополучной семьи. Андрюша Мартынов. Он попытался залезть в кладовку, ножиком открыл замок. Я вмешалась, но он стал от всего отпираться. Дескать, дверь была открыта, а он хотел взять из своей сумки носки. Да еще нагрубил. С ним вообще тяжело разговаривать. А на днях он избил соседа по палате. Говорят, отобрал часы.

– А сосед?

– Молчит. Надо что-то делать, пока больших бед не натворил. Нам только преступников малолетних в лагере не хватало. А отправить его домой без видимых причин мы не имеем права.

– Если он ворует, значит, кому-то должен толкать, то есть продавать.

– У некоторых ребят есть деньги, но не так много. Да и не будет у него никто покупать… Может, ты поговоришь с ним? Как милиционер. Тюрьмой припугнешь или еще чем-нибудь.

«Как милиционер… Хорошо, не как прокурор…»

– Тюрьмой детей пугать нельзя. Иначе никто не захочет туда садиться и они опустеют. Тюрьмы, в смысле. Шутка. Хорошо, поговорю. Сколько ему лет?

– Четырнадцать.

– Значит, вменяемый, сажать можно… Где он?

– Вон, возле туалета. Высокий такой, в белой футболке.

В отличие от Евгения Дмитриевича, Виктор Сергеевич не изучал основ криминалистики и оперативно-розыскной деятельности, но опыт общения с антиобщественным элементом имел большой, если не сказать огромный. Подойдя к Мартынову, сурово взял его за плечо и перетащил за умывальню. От подростка несло свежевыкуренной сигаретой. Видимо, где-то покупает.

– Это ты крысишь, Дюша?

– Чего?! – выпучил глаза пацан.

– Тыришь у своих. – Воспитатель захватил пятерней ладонь воспитанника и слегка сжал.

– Нет… Я не тырю.

– Фуфло гнать нехорошо. Не по-пионерски, – Сумрак сжал ладонь посильнее, – можно и в «обиженку» попасть. Колись быстро, долговязый…

Андрюша попытался вырваться.

– Татьяну Павловну позовите!

– А адвоката тебе не надо? Шмотки куда дел? Быстро!

Сила измеряется в ньютонах. Андрюша сломался на третьем ньютоне, когда на легкий пушок над его верхней губой потекли сопли.

– Ладно, ладно, скажу… Больно! Пустите!

Виктор Сергеевич грубо нарушал уголовно-процессуальный кодекс, забыв, что признание, добытое с применением угроз и насилия, доказательством не является. Но его это мало беспокоило. Он не процессуальное лицо.

Андрюша поведал жуткую историю. Оказывается, он законтачил с малолетним хулиганским элементом из Потеряхино-1 на почве любви к «очку». Это такая карточная игра. Вроде бриджа, только посерьезней и посложнее. В результате любви Андрюша лишился личного имущества, после чего стал ставить на кон имущество соседей по отряду, обещая им все вернуть с процентами. Но возвращалось плохо. То ли ему не везло, то ли играл он недостаточно профессионально. Короче, он стал играть в долг и оказался в чрезвычайно тяжелом положении. Для начала ему нарисовали синяк под глазом. Он украл плеер и свитер. Отобрал часы. Но соперники уже включили счетчик, и это не спасло положение дел. Прятаться в лагере бесполезно. Выигравшие могут достать и в лагере. Андрюша пообещал им, что возьмет у предков в родительский день. Но предки ничего не привезут. У них самих ни копья.

Последнюю часть чистосердечного признания он рассказывал в присутствии подошедшей Татьяны Павловны.

– И сколько ты им должен? – спросила она.

– Четыре тысячи.

– Кошмар!

По местным меркам это была внушительная сумма.

– Карточный долг – это святое, – серьезно сказал Виктор Сергеевич, – надо отдавать или отыгрываться.

– Они мухлюют, – вяло промямлил игрок.

– Тогда не надо было играть. Сколько их?

– Человек десять. А основной – Коля Белый. Но с ним лучше не связываться.

– Это почему?

– Он крутой. Даже в тюрьме сидел. За грабеж. В наколках весь. С выкидухой ходит.

– О как! – усмехнулся Виктор Сергеевич. – И какой он срок мотал?

– Вроде два года.

– Ну, тогда действительно серьезный пацан. Когда тебе на стрелку? В смысле, когда с ними встречаешься?

– Завтра в пять, в лесу. Тут рядом.

– Вместе пойдем. Поглядим, что это за лесная братва. Все, гуляй. В песочек поиграй или в фантики. Только не на деньги.

– Погоди, – вспомнила Татьяна Павловна, – а как ты из лагеря выходишь? Он же за забором!

– Так это для лохов забор. Там дырка есть.

Пацан исчез.

– Судимый, – искренне расстроилась Татьяна Павловна, – только этого не хватало. Как бы лагерь не подожгли.

– Не подожгут.

– Вить, может, из Тихомирска милицию вызвать? На всякий случай. Их же много.

– А зачем нам милиция? Не нужно нам никакой милиции… Я сам милиция.

– Но ты же один!

– Настоящему педагогу и сотня не угроза.

Сотня не сотня, но человек пятнадцать на стрелку приперлись. Возраст переходный. От тринадцати до двадцати. Вид не пионерский. Беспризорный, бесхозный. Коля Белый выделялся среди своей кодлы не только габаритами, но и авторитетным прикидом. Потертым черным пиджаком, остроносыми ботинками-казаками с сильно сбитыми каблуками и серьезной латунной печаткой на правой руке. Плюс обязательные четки, почти нулевая стрижка и пара наколок на кистях. Наверное, и тачка в кустах притаилась. Черный «запор». В общем, судя по всему, сериал «Бригада» посмотрели и в Потеряхино-1. Бригады, счетчики, стрелки, свеженакачанные бицепсы… Все по-взрослому. Даже биты бейсбольные. Правда, пока самодельные – из местной березы.