Андрей Кивинов - Каникулы строгого режима

Воспитатель вздрогнул и проснулся. Потряс головой. Сердце стучало так, словно он действительно проплыл километра два против течения. С лица стекал горький пот. Тихо, тихо… Сны – это пустота. Шняга.

Солнце все так же улыбалось с небес, он все так же лежал в траве. Но что-то изменилось.

Плач. Детский плач. Он не приснился – он доносился из-за угла душевой. Виктор Сергеевич привстал и осторожно заглянул за угол.

На земле сидела Лиза, обняв свои худенькие ноги в протертых на коленках колготках. Большой белый бант на голове. Красные туфельки с сильно потрепанными хлястиками и сбитыми каблуками. Странно, что она в колготках. На улице жара… Видимо, стесняется худобы…

– Лиза, что случилось?

Девочка вздрогнула. Она быстро вытерла глаза и опустила их вниз, боясь, что воспитатель заметит красноту.

– Ой, Виктор Сергеевич… Ничего… Я тут просто… сидела. А почему вы не празднике?

– Хотел сполоснуться… Жарковато. Так что все-таки случилось? Тебя кто-то обидел?

– Нет… Ничего… – Она посмотрела в сторону плаца и снова заплакала.

– Тихо, тихо… Так не пойдет. Что это за потоп? Давай-ка, выкладывай.

Лиза вытерла глаза рукавом, шмыгнула носом.

– Она ведь обещала приехать… Почему ко всем приехали, а ко мне нет? Она же обещала…

– Мать? – догадался Виктор Сергеевич.

Девочка кивнула головой.

– Напилась, наверное, со своим новым… Это все из-за него. А эти еще дразнятся… – Она с недетской злостью посмотрела в сторону отряда. Видимо, речь шла о сокамерницах, тьфу ты, – соотрядницах.

Виктор Сергеевич не был сентиментальным и легкоранимым человеком, но сейчас, при виде этих худеньких коленок, этого праздничного банта, может быть, единственного предмета роскоши в ее бедном гардеробе, его авторитетное сердце сжалось от щемящей боли, словно в него загнали заточку и пару раз там провернули.

Девочка, которая увидела в нем доброго волшебника, тайком дарила ему цветы, сейчас в одиночестве плакала за душевой, вместо того чтобы веселиться вместе со всеми.

С одной стороны, подумаешь, родственники не приехали. Не смогли, к примеру. Или еще что. Но для нее это, наверное, действительно трагедия. Покруче, чем для вора общак потерять. Она же ждала, готовилась…

Неправильно это, не по понятиям.

– Ты, это, Лиз, погоди… Она, может, приедет. Просто еще рано, не все добрались. Я слышал, дорогу перегородили. Авария, никого не пускают. Даже автобусы.

Лиза подняла глаза:

– Авария? Кто-то погиб?

– Нет, никто. Просто машина перевернулась. Давай, иди в отряд и жди. Она обязательно приедет. А на тех, кто дразнится, не обращай внимания. Они просто тебе завидуют.

Девочка еще раз шмыгнула носом, встала с земли и медленно побрела в сторону плаца.

Виктор Сергеевич зашел в душевую, через щелку в стене оценил обстановку. Представление еще не закончилось, народ кучковался возле трибуны. Отлично.

Тайными тропами он пробрался в штаб, нашел в кабинете начальницы уже знакомую папку с анкетами. Запомнил Лизин адрес. Вдоль ограды добежал до своей яхты, в каморке скинул тельняшку, натянув футболку с буквами «ЛДПР». Шорты менять не стал. Вернулся к центральным воротам, спросил у сторожа, на каком автобусе добраться до Потеряхино-1. Получил бесплатную справочную информацию.

До остановки чуть больше километра. Автобусы ходили редко, раз в два часа, но ему повезло, ждал он всего пятнадцать минут. Можно было поймать попутку, но он не рискнул. Машины наверняка проверяют на гаишном посту. Автобус, ровесник гагаринского полета, так наклонился набок, что действительно мог перевернуться и перегородить дорогу, но водитель не обращал на это внимания, лихо лавируя между рытвинами. Часть оконных стекол заменяли фанерки, а мягкие сиденья – крашеные доски. Не исключено, что вместо родного мотора под капотом урчал двигатель от старой стиральной машины. Но никто не возмущался и не требовал включить кондиционер. Двигаемся, и слава Богу. Виктор Сергеевич заплатил водителю за проезд, сел на доску в заднем ряду, рядом с полной вонючей пенсионеркой, обмахивавшейся старой газетой, словно знатная дама веером.

– Я тоже за Вольфыча голосовала, – обрадовалась она, узрев знакомые буквы на груди попутчика, – он за нас, за простых людей. И Митрофанов мне очень нравится. Недавно даже пел на «Конвейере звезд». А вам он нравится?

Кто такой Митрофанов, Виктор Сергеевич не знал. В зоне был телевизор, но смотрел он его крайне нерегулярно, а за шоу с участием фраеров-политиков не следил и вовсе. Втихаря от братвы наслаждался каналом «Культура». Шутка. Реалити-шоу «Барак-2: Голодовка».

– Нравится, – коротко ответил он.

Пенсионерка, словно профессиональный агитатор, принялась радостно восхвалять вокальные и артистические достоинства лидеров Либерально-демократической партии, но воспитатель не прислушивался к ее болтовне. Его гораздо больше волновал контрольно-пропускной пункт. Как он и предполагал, к нему выстроилась очередь из легковушек и грузовиков. Автобус никто тормозить не стал.

– Мать, мне улица Правды нужна. Где сходить? – прервал соседку Виктор Сергеевич.

– Так скоро уже. Через две остановки. А вы не из Москвы случайно?..

– Из Подмосковья. Из Егорьевска.

– Если увидите Владимира Вольфовича, привет ему. Скажите, что мы его любим и уважаем. Пускай побольше выступает в ток-шоу. Он такой веселый…

– Обязательно передам…

Улица Правды не сияла витринами модных магазинов, кафе и ресторанов. Никаких рекламных растяжек и плакатов, никаких лужаек и фонтанов перед домиками. Никакой мишуры. Все в строгих холодных тонах. И ни сантиметра асфальта! Это не центр, обойдетесь. Зато есть водяные колонки, уютные захламленные канавы, потрескавшиеся столбы с провисшими проводами и дикорастущий кустарник. А также приземистый торговый ларек с солидной вывеской «Мобильный мир». Не мирок, а именно мир. Но главное, от улицы ощутимо несло перегаром. Словно накануне вместо дождя на нее с неба вылились потоки дерьмового некачественного спирта, разбавленного вонючей водой. Пахло от кустов, столбов, заборов и, конечно, домов. Если не считать дня побега, сегодня у Виктора Сергеевича был первый выход в свободный свет. И он с удовлетворением отметил, что за то время, пока он провел за решеткой, ничего особо не изменилось. Разве что исчезли плакаты «Слава КПСС!» и «Пятилетку – за три года!». Это и есть капитализм, о котором так долго говорили меньшевики?

Родительский дом Лизы, как, впрочем, и большинство домов на улице, архитектурным изяществом не отличался. Накренившийся бревенчатый сруб, обитый старыми досками с сохранившимися следами зеленой краски. Колченогий забор вокруг заросшего бурьяном участка. Нормально. В войну люди вообще в землянках жили, и ничего. А бурьян на крайний случай и в пищу сгодится.