Сергей Зверев - Король на именинах

Сигарета сотлела уже до самого фильтра, а Барсуков не выпускал ее из пальцев и даже время от времени делал вид, что затягивается. Он не боялся, что его обманут и не привезут обещанные деньги, он боялся, что его словят родные правоохранительные органы. На стоянку зарулил черный «БМВ» с тонированными стеклами. Автомобиль медленно ехал, словно водитель выбирал место для парковки. Барсуков следил за ним, не отрывая глаз. Возле «Жигулей» водитель даже не сбросил скорость. Вроде бы ничего и не произошло, но напряженный взгляд тюремного врача засек, как из окошка «БМВ» вылетел небольшой цилиндрик и прямиком угодил в приоткрытое окошко «Жигулей». Проехав стоянку насквозь, «БМВ» покинул ее и вскоре уже растворился среди других машин, на прощание мигнув Барсукову габаритами.

Петр Алексеевич задумчиво принялся насвистывать мелодию из Моцарта. Он возвращался к машине не прямиком, а заложив крюк, чтобы удостовериться – никто за ним не следит. Лишь оказавшись в салоне, он решился заглянуть в зеркальце заднего вида, укрепленное на ветровом стекле. Поправил его и разглядел на заднем сиденье небольшой, но тугой скруток долларов, завернутый в прозрачный полиэтилен и перетянутый аптекарской резинкой. Тут же отвел взгляд. Даже если бы сейчас на его машину налетели «маски-шоу», а омоновцы выволокли и бросили его лицом на асфальт, доказать потом было бы ничего невозможно. Отпечатков пальцев на деньгах нет.

«Подбросили!» – твердо стоял бы он на своем, и самое странное, что его оправдали бы.

В том, что при надобности у него окажется один из лучших адвокатов России, Барсуков не сомневался, сидельцы Бутырки, кому он оказывал услуги, пусть и платные, постарались бы. Лепила, если он не зверь, считай, единственная уважаемая арестантами профессия в тюрьме. И рассуждение типа: «Все равно на должность Барсукова не вернут. Зачем ему помогать?» – не прошла бы. Придет другой врач, но он будет твердо знать, что в беде его не оставят.

Примерно так рассуждал Петр Алексеевич, выезжая со стоянки. Он твердо знал, что не дотронется до денег, прежде чем не остановится в собственном дворе. Он даже дверки в машине не блокировал, чтобы потом в случае чего иметь возможность оправдаться: «Я же ни от кого не прятался. Да если бы я боялся, то закрылся бы наглухо».

Конечно, рассуждения врача были чем-то схожи с мальчишескими. Дети тоже любят по сотне раз прокручивать одну и ту же ситуацию, всякий раз пытаясь предугадать и предотвратить возможные ошибки. Они заранее придумывают, что скажут сами, и сами же отвечают за собеседника. А потом обязательно случается совсем не так, как они думали. Жизнь – она лучший режиссер.

Так же случилось и с Барсуковым…

Он старательно избегал оглядываться, чтобы случайно не наткнуться взглядом на доллары, полученные за переправку блатных в тюремную больничку. Город плох тем, что в нем много светофоров. На одном из них, когда Петр Алексеевич еще не успел заскучать, ожидая зеленого сигнала, из машины остановившейся за ним – темно-зеленого, почти черного «Гранд Чероки», вышел элегантный мужчина и тут же направился к «Жигулям». Барсуков вздрогнул, когда заметил за стеклом темный силуэт, его взгляд приковал к себе красный галстук. Рука сама собой потянулась к кнопке блокировки дверцы. Мужчина нагнулся и постучал в стекло согнутым пальцем.

– Разрешите к вам, Петр Алексеевич. Свет скоро переключат. Не стоять же мне посреди проезжей части.

У Барсукова немного отлегло от сердца, когда он признал в мужчине, обладателе красного галстука, адвоката – Святослава Нардова.

– А… это вы, – и тюремный врач приоткрыл дверцу, – садитесь.

Барсуков затравленно оглянулся, чтобы увидеть, кто же остался в машине, которую покинул адвокат. Но солнцезащитный козырек был опущен, и Петру Алексеевичу пришлось довольствоваться лишь созерцанием волевого, по-модному небритого подбородка.

– Не волнуйтесь, езжайте, как ехали, меня подберут, – адвокат улыбнулся одной из своих располагающих к искренности улыбок, – есть небольшой разговор.

«Улыбается, наверное, деньги заметил, – похолодело в душе у тюремного врача, – какого хрена ему надо?»

На перекрестке «Гранд Чероки» послушно свернул за «Жигулями».

– Я вас слушаю.

– Прошу об одной чисто товарищеской, профессиональной услуге. – Нардов довольно бесцеремонно открыл перчаточный ящик в машине и одну за другой положил на крышку пять стодолларовых купюр, придавил их пачкой сигарет. – В тюремной больнице…

«Далась им всем тюремная больница, – подумал Барсуков, – куда он клонит?»

– …так вот, в тюремной больнице, – продолжил адвокат, – завтра вам предстоит вызвать к одному пострадавшему консультанта – доктора Иванова, из двадцатой больницы. Скажете, что пострадавший, на ваш взгляд, нетранспортабельный, и доставить его в городскую больницу для консультации невозможно.

– Погодите, – возмутился Барсуков, – нет у меня сейчас в больнице нетранспортабельного больного. Нет.

– Завтра будет, к вечеру он будет точно, – голос Нардова переливался, как горный ручей, – фамилии, к сожалению, назвать еще не могу. Консультанта с реанимационной бригадой вызовите вечером, так, чтобы приехать они могли уже ночью.

– Если вы собираетесь устроить побег, то я…

– Какой побег? Стал бы я в этом участвовать! Просто одному человеку очень нужно побывать в тюремной больнице для важного разговора. Вы же знаете доктора Иванова?

– Конечно, знаю – он ведущий реаниматолог.

– Тогда чего вы опасаетесь? – Адвокат поигрывал откинутой крышкой перчаточного ящика, на которой лежали придавленные пачкой сигарет доллары.

– Начальник тюрьмы – не дурак. Мне и так уже пришлось сегодня рискнуть.

– Конечно, не дурак, и в этом я успел убедиться, мы беседовали совсем недавно. Смею вас заверить, больница в ближайшие дни его совсем не будет интересовать, – указательным пальцем Нардов прикоснулся к деньгам, – вы всего лишь перестрахуетесь, вызовете реаниматолога. Никому не хочется, чтобы арестант помер в больнице из-за того, что ему вовремя не оказали помощь. Журналисты любят обсасывать подобные трагедии. А вы проявите гуманность. Начальник подпишет пропуск на реанимобиль и спокойно уедет домой. Вы тоже.

Барсуков колебался. Подставы со стороны адвоката он не опасался, тот ни за что не стал бы рисковать своей репутацией, и не потому, что был очень честным и порядочным. Таких людей среди адвокатов, пожалуй, вовсе не отыскать – не та специфика профессии. Просто, подставив один раз, навсегда потеряешь доверие, тебе больше никто не сделает поблажки, ни за красивые глаза, ни за деньги. Единственный вариант, при котором Нардов мог пойти на подставу, если бы ему заплатили больше, чем он рассчитывал заработать на клиентах до конца жизни. А такие деньги предложить некому. Да и зачем?