Сергей Зверев - Им равных нет

В его голосе звучал упрек.

В Верхнелуганск Цыган с Бизоном ездили в командировку на окружные оружейные склады, куда в числе прочих полезных смертоносных игрушек поступила новая техника и вооружение для спецподразделений. Ник был болезненно зациклен на оснащении группы – она должна была иметь все самое лучшее, то, чего нет даже в элитных подразделениях спецназа ГРУ. Командир расшибался в лепешку, всеми правдами и неправдами выбивал новинки отечественной и зарубежной промышленности.

Он приходил в алчное возбуждение, увидев новую игрушку, и не успокаивался, пока не овладевал предметом своего вожделения. Будь то дальномерно-угломерный комплекс «Румб-3» с навороченной электронной начинкой и лазером, в которую вводится карта местности. Или ноктовизоры последнего поколения, по размеру немного больше обычных темных очков, но позволяющие видеть ночью и тем самым получить решающее преимущество перед противником. Или компактную переносную станцию космической связи. С этой целью майор опутал паутиной интриг тыловые органы. Где не удавалось договориться по-доброму, через бутылки и подарки, он подключал свои многочисленные связи. Вполне мог пойти на поклон к командующему округом, которого спас в Первую Ичкерскую войну – вывел его, тогда еще бравого мотострелкового комдива, из-под бешеного огня снайперов, окопавшихся в городских развалинах. Слишком многие были обязаны Нику – кто жизнью, а кто карьерой. Но пользовался он связями в одном случае – если этого требовало выполнение боевой задачи…

– Не беда, – махнул рукой командир. – Привыкать к новому оружию и экипировке все равно нет времени.

– Нам водки не надо, работу давай, – кивнул с пониманием Цыган.

– Да, добры молодцы. Боевая работа, – Ник хлопнул широкой мозолистой ладонью по столу, так что бронзовый письменный прибор подпрыгнул. – Сами знаете, черти из погреба полезли.

– Наслышаны, – хмыкнул Бизон.

– А десант для чего создан? – нравоучительно поднял палец Ник.

– Чтоб чертям на хвост соль сыпать, – с преданностью во взоре, скрывающей врожденное нахальство, произнес Цыган.

– Позитивно мыслишь, Цыган… Казарменное положение. В город без моего разрешения не выходить. Ждать вылета.

– Есть ждать вылета, – кивнул Цыган.

– Ну, давайте. У меня тут еще работы вагон, – махнул рукой Ник.

И взялся за ноутбук, который стоял перед ним, повернув его так, чтобы подчиненные не видели экран. Но они и так знали, что на экране стратегическая игра «Фараон», где необходимо построить город, развив экономику, религии и искусства, отразив вражеские набеги. Ник не признавал стрелялки и военные игрушки, но запал на созидательную стратегию.

Молодые офицеры, переглянувшись и понимающе усмехнувшись, отправились наслаждаться казарменным положением.

Казарменное положение означало дневать и ночевать на территории части, что, впрочем, было не внове, поскольку вся группа проживала в военном городке. Только Ник имел полноценную законную квартиру с пропиской за оградой – в городе Ближнереченске, на окраине которого располагалась воздушно-десантная дивизия. Остальные были приписаны к офицерской пятиэтажной панельной общаге. В прошлом году ее по случаю визита Президента страны и министра обороны отремонтировали – мол, о людях заботимся, все для человека, все во имя человека. В некоторые комнаты с евроремонтом даже присобачили кондиционеры, хоть и примитивные, азербайджанского производства, но вполне бойко гоняющие холод.

По молодости в общаге жить вполне сносно. Там в основном обитала молодежь, недавние выпускники военных учебных заведений. Обычно по вечерам слышались звон стаканов и бутылок, женские писки и визги, музыка. Но сейчас царило напряжение. Дивизия пребывала в готовности к срочной переброске. Здесь никому не надо было объяснять, чем грозит обострение обстановки в Ичкерии.

Казарменное положение помимо прочих радостей означало сухой закон. Обитатели пятиэтажки шатались из комнаты в комнату, трезвые и не слишком веселые. Все разговоры так или иначе сводились к положению в Ичкерии. Почти во всех комнатах бубнили дикторы радио или телевидения, передававшие новости. Люди, которые собрались в этой общаге, пытались понять – воевать им в скором времени или нет. Опять перед ними маячил страшный вопрос – остаться в живых или быть перемолотыми в очередной кавказской мясорубке. Из новостей, газет и Интернета ничего нельзя было узнать толком. Лились какие-то мутные и невнятные сообщения о продолжающихся акциях ичкерских бандитов против правоохранительных органов. Раздавались бодрые заверения политиков о скором и окончательном наведении порядка, от которых мороз полз по коже, потому что было видно невооруженным глазом – обстановка в Ичкерии дрянная, государство и его силовые структуры находятся в растерянности, если не в шоке.

На третьем этаже общаги, в тесно заставленной мебелью и вещами комнате, которую делили Цыган с Бизоном, собралась вся группа. Правда, за исключением командира – тот, как всегда перед перспективой выхода на боевые, в немногие свободные минуты не отходил от болезненно обожаемых им жены и двух дочек, но был готов появиться в течение десяти минут. Майор ловил на лету мгновения семейного счастья, как и все зная – завтра жизнь его опять зависнет на волоске. И кто обрежет волосок – снайпер или осколок мины, или опять перенесет судьба лихая над пропастью, это одному Господу известно.

– Мне кажется, дырка от бублика будет, а не полноценная боевая работа, – лениво протянул Акула, он же капитан Станислав Олейник, сухощавый и жилистый, с внешностью коварного латиноамериканского обольстителя, тридцати годков от роду, лучший сапер, которого можно отыскать на юге России. Чего угодно может заминировать и разминировать: хоть атомный заряд, хоть ржавую морскую мину времен Бисмарка.

– Что за пессимизм? – всплеснул руками Цыган. – Не узнаю своего кровного брата Акулу.

– Попомни мои слова, – Акула отхлебнул из большой глиняной кружки растворимого кофе «Нескафе». – Сейчас буза начнется. Международная общественность. Слезинка ребенка… И наши правители-управители побоятся вздохнуть резко, не то чтобы бомбоштурмовыми ударами Ичкерию слегка подрихтовать. Не дадут нам полноценно отработать… Или вообще ничего не будет. Или станем тянуть кота за хвост, как в первую войну.

– Не тужи, бомбометатель, – махнул рукой Цыган и смочил горло чаем из изящной фарфоровой чашки. – Будет у нас работа, печенкой чую. Все будет по-взрослому. Задавим гидру терроризма в ее логове, на Западе и свистнуть не успеют.

– Надо давить бабуинов, ядрена-матрена, – сонно произнес Фауст, он же прапорщик Степан Филатов, радист группы, кудесник в технике. При разговоре о кавказских проблемах иными рецептами их решения, кроме как «давить сук», «вешать на фонарях» и «четвертовать, как в былые времена», он обычно не радовал. Его отец, терский казак, завещал сыну басурман бить днем и ночью. С гордым вайнахским народом у его семьи были свои счеты: Фауст отлично помнил, как его родственников в Ичкерии выкидывали из домов, расстреливали на улицах некогда исконных казачьих, а теперь ичкерских станиц. – Или мы их, или они нас. И не хрен тут мудрствовать, воздух словесами портить.