Андрей Костин - Канатные плясуны

Дима уцепился за шест, но — бесполезно. Ствол молодой березки застрял среди камней и резко, будто дернул с другого конца мифический гигант, вырвался из рук. Снизу, из-под воды в плот ударил кулак того самого гиганта. Древесина расщепилась, плот разорвало пополам, и тут же Диму кинуло в холодную воду.

Он попытался поймать девушку, то течение оттащило ее в сторону, а потом обоих накрыло с головой…

Задыхаясь, Дима пытался вынырнуть. Холодная река резала по телу, как ножом. Несколько раз течение стукнуло его о каменистое дно, сорвало ботинки и наполнило желудок водой с привкусом кремния. Когда же, наконец, ему удалось поднять голову над потоком, ни плота, ни девушки видно не было.

— Мужики! Джессика! — заорал он, но грохот воды перекрывал голос так, что он сам себя не слышал. — Джессика, Женька!

Страшное ощущение потери сковало его мозг, чугунными путами связывало движения.

Он так и звал спутников, не переставая, пока течение тащило вперед. Потом сознание помутилось, и только каждый глоток воздуха, который удавалось сделать, когда река выталкивала на поверхность, связывал Диму с реальностью.

Вдруг он обнаружил, что лежит на отмели. Сверху — безоблачное небо, а в небе, распластав крылья, парит птица. Под ним — обкатанная рекой галька. В воздухе пахло озоном, как после грозы.

Он остался жив.

А друзья?

Возможно, и их тела поток выбросил где-то на берег. Возможно, мертвые тела.

И Дима заплакал, и по остуженному рекой лицу слезы текли раскаленным свинцом.

Медленно, согбенно, Дима поднялся, и побрел сначала по отмели, потом, по колено в воде, к берегу. Там он и устроился среди промытых в паводок корней сосны, как зверь, забившийся в нору. И пока не стемнело, он не отрываясь смотрел на реку-убийцу.

Кроме рыжих от растворенной глины струй он не увидел ничего. Ни обломков, ни тел…

— Они не погибли, — уверял он себя. — Их могло выбросить выше по течению.

Наблюдая за рекой, он не заметил, как спустилась ночь, и как сам он уснул. Но даже во сне ему казалось, что смотрит на реку.

Диме решил, что уже долгие месяцы он лежит, скрючевшись среди корней векового дерева. Солнечные лучи грели, и он убеждал себя, что ультрафиолет подлечит все ссадины и ушибы, которые нанесла неуправляемая река. Он гнал от себя мысли, что необходимо встать, найти пищу, попытаться отыскать спутников в конце концов.

Ему хотелось одного — не шелохнуться.

Что-то пощекотало его в ухо.

— Очнись! — сказал голос.

Даже веки не дрогнули.

— Очнись!

Он ощутил легкую пощечину и открыл глаза.

Над ним склонился «Робин Гуд». Очки его сверкали под лучами солнца, а одежда была мокрой и грязной.

— Вот ты жив? — спросил Дима. — А остальные?

— Двух твоих друзей я видел перед тем, как плот словно встал на дыбы. Татарин успел крикнуть, чтобы мы побереглись, и тут шест в его руках сломался. Меня словно на батуте отбросило к берегу. Теперь иду вниз по течению, как по своему имению, но пока отыскал только тебя, бля, — придумал он в рифму.

— Я виноват, моя была идея, спускаться вниз на плотах, — безразличным голосом признался Дима и закрыл глаза.

— Вставай! — «Робин Гуд» довольно бесцеремонно ткнул его ботинком.

— Зачем? Тут славное место, чтобы подохнуть. Я виноват в гибели друзей. Чего мне еще хотеть от жизни?

— А вдруг кто-то еще спасся? — проводник указал в сторону, куда уносилась река. — И они нуждаются в твоей помощи?

Дима вновь открыл глаза, и взгляд его обрел осмысленность.

— Вряд ли, — сказал он.

— Почему?

— Тебя выбросило на берег первым, да? Сколько ты прошел, пока не наткнулся на меня?

— Километра три.

— Три километра в такой реке не выдержит никто. Я сам чудом выплыл, хотя наш плот разломился многим позже. Думаю, и девушка, которая была со мной, тоже погибла.

— А чудо? — спросил «Робин Гуд» как о самим собой разумеющееся. Чудо-юдо?

— Чудес не бывает.

— А что ты скажешь про это? — и он поднял с земли сумку, из которой полилась вода.

— Откуда она взялась?

— Нашел неподалеку. — Это была сумка Семена. Ты не мог просто так найти сумку. Все утонуло. Все должно было утонуть.

— Вот тебе и чудеса. Чудеса, как небеса — недопрыгнешь, но увидишь. Ты веришь в чудеса? Или я один пойду разыскивать твоих, — он уточнил, — ТВОИХ друзей?

— Нет, конечно, я иду, — Дима вскочил и тут же охнул от боли, насупив босой ступней на острый обломок камня.

— Так далеко мы не уйдем, — резюмировал «Робин Гуд».

— Я постараюсь.

— Пустое. Кстати, неподалеку отсюда на берег выбросило несколько бревен от разбитых плотов. Если их связать…

— Ни за что не поплыву по реке, — признался Дима, вспомнив пережитое.

— После тех порогов течение стало заметно ослабло, — заметил проводник.

— Но… Да, да! — почти крикнул Дима. — Мы должны отыскать ребят. Пусть даже… — он не стал уточнять, пусть даже мертвых.

Четыре бревна, которые они отыскали, обрывками веревок связали вместе. Теперь плот мог удерживать на плаву вес обоих мужчин.

Течение реки на самом деле стало плавным, и Дима, оседлавший бревна спереди, злился, как медленно они продвигаются. С одной стороны злился, с другой — с каждым метром, который оставался позади, надежда найти друзей живыми убывала.

— А ведь это я обнаружил труп Трупина, — неожиданно сказал Дима.

Голос его прозвучал, как из подземелья. — То есть? — уточнил «Робин Гуд».

— Мы договорились встретиться у Рената в офисе пятнадцать минут восьмого. Я, как всегда, опоздал. Шел по коридору, в здании уже никого… Тут дверь открыта. Табличка на двери: В. А. Трупин — маленькими буквочками, а потом крупно — ФИНАНСЫ, КОНСУЛЬТАЦИИ, ЮРИДИЧЕСКАЯ ПОДДЕРЖКА Я знал, что ребята меня уже ждут, но все равно заглянул внутрь, потому что дверь была приоткрыта. Там сначала была небольшая комната, где стояли ксерокс, факс, стол со всякими там канцелярскими принадлежностями… Ну, секретарша там, одним словом, должна была бы сидеть… Только никого не было… А я возьми, да и пройди через приемную. И открыл другую дверь, массивную такую, из испанского дуба…

— Никогда не заговаривайте с незнакомцем, так, кажется, совершенно правильно заметил классик, — сообщил «Робин Гуд» тоном, как будто читал надпись на заборе. — А я бы добавил: никогда не заходите в незнакомые двери, из какого бы дуба они ни выглядели.

— Ну а я — вошел. Понимаешь, была причина… Как тебя, извини, зовут?..

— Как хочешь, так и зови. Как назовешь, так и поплыву. Окликнешь дружком, им и стану, а назовешь разбойником…

— Так вот, Робин Гуд, причина… Ну, зашел я в кабинет, на хрен эту причину… А он уже лежал на ковре, и голова накрыта простреленной подушкой. Черная такая, кожаная подушка с дивана. Чтоб, значит, выстрела не слышно было, я полагаю. Но я не убивал, честное слово…