Андрей Воронин - Между жизнью и смертью

Главврач 19-й городской больницы Нелли Кимовна Рябкина лично принимала на работу каждого сотрудника своего учреждения, независимо от того, был ли это хирург или санитар морга.

Теперь она равнодушно крутила в руках паспорт Банды, внимательно присматриваясь к его обладателю — уже спившемуся, но молодому еще человеку с проблесками ранней седины в русых волосах, небритому и нищенски одетому. Тонкий запах ее дорогих французских духов перебивала стойкая и непобедимая вонь многодневного перегара. Нелли Кимовна недовольно поморщилась и вопросительно взглянула на своего заместителя, врача Руслана Евгеньевича Кварцева.

— Ну, что скажете, Руслан Евгеньевич? Нужен нашему лечебному учреждению такой ценный работник, как Бондаренко Александр Сергеевич?

— Собственно говоря, Нелли Кимовна, решать, конечно же, вам, — подобострастно заговорил этот маленький и лысенький человечек, делая какие-то невероятные ужимки, — но если вам интересно мое мнение, то…

— Было бы неинтересно, я бы и не спрашивала, Руслан Евгеньевич, — холодно оборвала его главврач.

Банда сразу же понял, что эта молодая и очень миловидная женщина обладает здесь непререкаемым авторитетом, уверенно держа бразды правления всего хозяйства в своих руках. Но одновременно парень заметил и то, что в подобострастии и заискивании этого человека перед своим начальником есть что-то странное, некая излишняя подчеркнутость.

Впрочем, это ему могло и показаться, ведь голова все еще чертовски болела, мешая сосредоточиться.

— Я думаю, — заторопился высказаться Кварцев, — что санитаром этого… гм-гм… молодого человека можно было бы взять. У нас большой дефицит рабочей силы на этих должностях.

— И много вы пьете? — холодно спросила Рябкина, обращаясь к Банде.

— Много, когда на улице жарко и жажда мучит, — хмуро сострил парень, жадно покосившись на стоявший на столе графин с водой, — народная болезнь под названием «сушняк» давала себя знать все сильнее.

— Я не об этом спрашиваю, и вы меня прекрасно поняли. Как часто вы выпиваете?.. Впрочем, у вас на лице все написано, — она протянула паспорт Банде. — Ну вот что. Я могу вас взять на работу, но в таком виде в больницу не пущу. Поэтому, если хотите работать, пейте по вечерам, а не с утра. Все ясно?

— Да, спасибо. Буду стараться оправдать ваши надежды, — Банда постарался скрыть свою радость и ответил подчеркнуто сухо, однако, видимо, с перепоя явно перестарался, и Рябкина тут же почувствовала это.

«Что-то здесь не так! — насторожилась она про себя. — Чувствую, что что-то здесь не так!»

«Э, как вылупилась, — отметил Банда. — Надо быть поосторожнее. Играй, парень, но не переигрывай — эта красотка не так проста».

Несколько секунд они внимательно рассматривали друг друга, и Банда не выдержал, первым отвел глаза. Рябкина довольно улыбнулась.

— Руслан Евгеньевич, — обратилась главврач к заместителю, — у вас с утра, наверное, много дел. Можете быть свободны, а мы здесь еще немного побеседуем с товарищем Бондаренко. Обсудим, так сказать, нашу будущую совместную деятельность.

— Да-да, Нелли Кимовна, — заторопился Кварцев, — я пойду…

— Да, и подготовьте приказ. Он скоро зайдет к вам, и вы поможете ему написать заявление.

— Конечно, конечно, — с этими словами Руслан Евгеньевич исчез, старательно притворив за собой дверь кабинета.

— Ну-с, Александр Сергеевич, давайте с вами немного побеседуем. За жизнь, как говорят у нас в Одессе.

— Давайте побеседуем.

Темные красивые глаза женщины как будто видели его насквозь, и Банда невольно поежился под ее тяжелым взглядом.

— Сколько вам лет?

— Почти тридцать. В паспорте все указано, Нелли Кимовна, и год рождения, и…

— Это я видела… Странная у вас манера разговаривать. Мне, знаете ли, всегда представлялось, что именно так разговаривают преступники со следователем. У вас что, были частые контакты с милицией?

— Нет, ну что вы, Нелли Кимовна. Так, попадал несколько раз в одно медицинское учреждение… А так — ни-ни, поверьте! — превозмогая головную боль, Банда старательно вспоминал «легенду» его жизни, до мелочей отработанную еще в Москве, с полковником Котляровым.

— В вытрезвитель что ли?

— Ну да.

— Это закономерно. А почему вы так много пьете? Вы же еще молодой парень.

— Ну, как вам сказать… Жизнь такая. Что еще делать? Да ни на что больше денег не хватает.

— Денег-то как раз вы здесь и не заработаете. Разве ваш оклад в восемьсот тысяч — это деньги?

— Нет, конечно. Но все-таки… Да и вообще, работать же где-то надо. А мне больницы всегда нравились. Я ведь, так сказать, коллега ваш.

— Что вы говорите? — искренне изумилась Нелли Кимовна. — Это каким же образом?

— Я медучилище закончил. Младший медицинский персонал, так сказать…

— А что же вы санитаром? И вообще, где вы после училища-то работали?

— На Черниговщине, фельдшером в деревне.

— Что, не понравилось?

— Да нет, выгнали. За пьянку, — Банда повесил голову, будто устыдившись своего темного прошлого. На самом деле теперь ему было наплевать на все, и единственное, чего он хотел, — бутылку холодного пива.

— А пить когда начали?

— Много — в Афгане.

— А что, и там были?

— Да, — Банда облизал высохшие губы. — Нелли Кимовна, можно попить?

— Конечно, — она, ничуть не удивившись, придвинула к нему графин и стакан.

— Спасибо, — он с жадностью, одним залпом выпил целый стакан теплой, противно отдающей хлоркой одесской воды.

— Ну рассказывайте, — поторопила она его.

— А на работу вы меня возьмете?

— Взяла ухе. Так что там, в Афгане?

— Меня из училища призвали, с первого курса. Определили как медика…

— А где вы учились?

— В Сарнах.

— Сарны? — она пыталась вспомнить, где это, и вопросительно взглянула на Банду.

— Ровенская область… Короче, определили меня в команду санитаров-могильщиков. Мы на вертолете «жмуриков» собирали. И в цинковые ящики запаивали «Груз-200» — слышали небось?

— Конечно.

— Знаете, руки, ноги, кишки… — Банда вдруг вспомнил забрызганный мозгами Витьки Дербенева рукав своей куртки, вытекший глаз, который проносил он под бронежилетом целый день, и содрогнулся по-настоящему, не наигрывая. — Вез водки там было очень уж хреново. Вот мы и снимали напряжение как могли.

— Я понимаю.

— Вот… А когда вернулся, начал пить уже и на гражданке. Из училища попереть меня не смогли — как же, воин-интернационалист, ранение имеет…

— Куда вас ранило?

— А, много куда, — Банда не стал вдаваться в подробности происхождения шрамов на своем теле, но вдруг вспомнил о самом свежем рубце, заработанном в Севастополе совсем недавно, и подумал, что рубашек с коротким рукавом и футболок теперь придется избегать. — Ну, так я и попал на Черниговщину, в ту дыру проклятую.