Андрей Воронин - Марафон со смертью

— Коля, ты достал город своими разоблачениями.

— То есть?

— Ну, ты же взрослый человек! Неужели не можешь догадаться, о чем я говорю?

— Пока не могу.

— Ну и тормоз, если не можешь!.. — снова разгорячился шеф и снова постарался обуздать свои нервы. — Ты думаешь, если начальника гуно посадил…

— Это не я посадил.

— С твоей подачи, не надо делать невинные глазки!.. Так вот, думаешь, если ты полгорода пересажал…

— Ну уж полгорода!

— Ты перестанешь меня перебивать или нет! Дай сказать спокойно! — снова почему-то занервничал главный. — Твою мать, вот болтун!.. Короче, сидят у нас в городе, дорогой мой, еще далеко не все. А сидеть многим есть за что. Теперь тебе все ясно, тормоз коммунизма?

— Почти, но не совсем.

— Чтоб до тебя дошло окончательно, объясняю: там, — Олег Петрович ткнул пальцем в потолок, — тебя стали бояться. А когда они боятся, человека убирают.

— Убивают?

— Я сказал «убирают». Например, лишают работы, средств к существованию. Чтоб и другим неповадно было. Теперь понятно?

— Допустим. Допустим, вам приказали…

— Посоветовали.

— …хорошо, посоветовали убрать меня из редакции.

— Точно.

— Но ведь по закону уволить можно только за что-то конкретное, разве не так?

— А мне тебя, между прочим, вообще не хочется убирать. Ты — настоящий талант, и я тебя действительно уважаю и ценю как классного журналиста. Через полтора года выборы, власть в городе поменяется, а ты у меня в штате останешься. Усек?

— Не совсем.

— Я просто не буду тебя печатать эти полтора года, сохраняя для будущего.

— Да вы что!

— Так будет лучше для тебя.

— Ну, не вам указывать, что мне лучше! — теперь уже не выдержал Николай. — Видел я вашу газету знаете где? С таким редактором, который обосрался после первого же окрика! Найду я себе работу, не волнуйтесь.

Он встал, чтобы уйти из кабинета, но Олег Петрович почему-то не обиделся и лишь мягко улыбнулся, жестом снова приглашая его сесть.

— Дурак ты, Коля.

— А вы умный.

— Не кипятись. На работу тебя не возьмет ни одна местная газета.

— Пойду в «Курьер». Он от властей не зависит, там частный капитал…

— Ага, и его редактор с радостью навлечет на себя, приняв тебя на работу, бесконечные проверки из налоговой инспекции, бесконечные «наезды» со стороны муниципалитета по поводу аренды помещения и прочие прелести.

— Пойду в дворники.

— Ты, журналист от Бога, — в дворники?

— А что же мне делать?! — с тоской и даже чуть ли не с мольбой вскричал Самойленко, растерянно глядя на шефа.

Он понял, что в словах Олега Петровича заключается суровая правда.

— Или — сиди у меня в газете тихо, как мышь, и не рыпайся, или…

— Или что?

— Или уезжай отсюда.

— Что?!

— Уезжай. Может быть, так оно даже и лучше будет. Думаешь, квартиру твою случайно ограбили? Машину угнали тоже случайно?

— А что?..

— А то. А дачу подожгли?

— Не знаю.

— А как расследование продвигается по твоим заявлениям в милицию?

— Никак.

— Вот то-то и оно.

— Все это связано?

— А ты как думал?

— Ну, дела… Да я весь город на уши подниму. Я в управление КГБ…

— Ты, Николай, пока что ничего не сможешь сделать. Ясно? Слушай, возьми для начала отпуск, уезжай к чертовой матери на кулички, подумай, поразмысли хорошенько надо всем, что я тебе сейчас рассказал. Тебе точно пора линять отсюда, и как можно скорее. Одесса — слишком злопамятный город, уж поверь мне, старому одесситу…

Они снова надолго замолчали, и снова первым заговорил редактор:

— Короче, Коля, я тебе и так слишком многое сказал. Не бойся. Уезжай. Ты не пропадешь. Такие профессионалы, как ты, везде нужны.

— Везде, кроме родного города.

— Так уж получилось, Николай. Ты в конце концов убедишься — тебе будет только лучше. Найдешь отличное место, и через год-два то, что произошло с тобой за последнее время здесь, в Одессе, будешь вспоминать как страшный сон.

— Пожалуй.

— В общем, иди пока. И подумай как следует. В приемной у Татьяны оставь заявление на отпуск, я выплачу тебе все причитающиеся премиальные. А из отпуска можешь и не возвращаться…

Два месяца спустя на только что купленном подержанном белом «БМВ» Николай покидал Одессу, чтобы не возвращаться сюда больше никогда.

Он, поразмыслив, пришел к выводу, что шеф был прав — жизни здесь ему больше не будет.

Николай продал свою приватизированную квартиру, участок с остовом сгоревшей дачи, сдал в комиссионку свою не слишком роскошную мебель и, загрузив заднее сиденье машины и багажник своими вещами и еще раз пересчитав вырученные от продаж пятнадцать тысяч долларов, оставшихся после покупки «БМВ», отчалил.

Он ехал в Белоруссию, в Минск.

Там жила Наташа Сенько — бывшая студентка факультета журналистики Белорусского университета, когда-то стажировавшаяся у них в газете.

Теперь это был, пожалуй, единственный человек на земле, которому Самойленко хоть немножко нужен…

Они полюбили тогда друг друга с первого взгляда. Тот весенний семестр, который Наташа провела в Одессе, стал сказкой в жизни обоих.

Но потом…

Потом всегда что-то вставало между ними — расстояние, границы, работа. Они виделись только летом, во время отпуска, специально отправляясь в Крым, в Коктебель, так сказать, на нейтральную территорию.

Он звал ее замуж в Одессу.

Она соглашалась замуж, но при условии его переезда в Минск.

Они встречались уже шесть лет, и за это время чувство, связывавшее их, нисколько не ослабло, а только становилось сильнее.

И вот теперь, когда Николая больше ничего не держало в Одессе, их любовь наконец получила возможность закономерной реализации.

За всеми переживаниями, последовавшими после разговора с главным редактором, Николай не сразу вспомнил, точнее, не сразу сообразил, какие перспективы открывает для него расставание с проклятой Одессой.

А когда до него дошло, что может ожидать его впереди — не сомневался больше ни минуты.

Он даже не позвонил Наташе, не предупредил ее о своем скором приезде.

Будь то, что будет, решил он.

Если она действительно любит его так, как любит ее он, то их встреча получится только еще более волшебной и радостной. Если же нет…

Тогда Николай подумал, чем ему заняться в этой жизни — ведь тот же Банда достиг многого, не имея даже той стартовой площадки, которая есть у него, Николая, в виде пятнадцати тысяч долларов.

Но Николай не думал про худшее — он закрыл черную страничку своей судьбы и теперь летел навстречу своему счастью, выжимая из «БМВ» все, на что была способна эта машина.

Счастье действительно ждало его впереди…

За последний год Алина измучилась совершенно.