Сергей Зверев - Черное золото

– Этот Сивоконь по уши увяз в коррупции, – сказал Мустафов. – В прежние времена мы были с ним дружны, сейчас он молит о помощи. Собственно, ничего не надо делать специально, он намекает, чтобы его взяли в долю. Для нас это будет означать – мы решим свои задачи.

Снова возникла пауза. Иранец посмотрел на часы.

– Все ясно, Рафик. Мне пора ехать.

– Хорошо. Как там Бунчук?

Иранец пожал плечами.

– По информации, полученной от моих парней, он усердствует.

– Не слишком ли рискованно все завязывать на одного человека?

– Он там не один, с дочерью. Это весьма активная особа. В свое время он изо всех сил рекламировал ее перед нами, чтобы мы взяли ее в штат.

– И вы взяли?

Генерал хмыкнул.

– Мы нашли средства оплачивать ее разовые задания. Деньги оформляются по той статье, по которой оплачиваются услуги осведомителей.

– Да-а? – удивился Рафик. – Вы тоже работаете по этой схеме?

– Рафик, спецслужбы всего мира работают по одинаковой схеме, – спокойно пояснил иранец. – Ну, мне действительно пора. Ты недоволен, что я не дал четкого ответа? Хорошо, я подумаю над твоим предложением. Итак, Сивоконь и Ставрогин – одна компания. Если оплачиваем услуги этого генерала из Москвы – кто он там? генерал армии? работает в Министерстве обороны? – то деньги, которые он попросит, делим пополам, поровну. – Саади улыбнулся. – И не обижайся! Ты капиталист, а я на государственной службе, мне гораздо трудней изыскать средства.

Посмеиваясь, иранец направился к автомобилю. Мустафов отвел взгляд и принялся любоваться городом. Он делал так всегда, когда хотел успокоиться.

За его спиной раздалось фырчание, автомобиль развернулся и уехал.

Публика ревела от восторга и не отпускала Анжелику, которая уже порядком устала раскланиваться. Казалось, весь клуб – небольшое уютное помещение с низким сводчатым потолком и кирпичными стенами – ходил ходуном. Наконец, послав последний воздушный поцелуй зрителям, танцовщица спрыгнула со сцены и исчезла за маленькой дверью. Там у Анжелики была своя гримерная.

Здесь, в клубе «Три пеликана», дочь бывшего командира тральщика и боевого пловца Бунчука считалась примой. Начав танцевать тут полтора года назад, она уже вытеснила всех своих конкуренток с «поля». Несмотря на богатую концертную программу клуба – выступать здесь было почетно и выгодно, – на три или четыре рок-группы, менявшихся изо дня в день, гвоздем вечера была всегда она, ее выступление. Публика клуба давно была «своя», много завсегдатаев, и ее появление всегда ожидалось, ее встречали и провожали бурей аплодисментов. Движения девушки завораживали, взгляд заколдовывал. Кружась в ритмах восточной музыки, поигрывая подтянутым по-спортивному животиком, на котором она предусмотрительно оставила небольшой симпатичный слой жирка, Анжелика ловила десятки восхищенных взглядов. В ее танцах всегда присутствовали элементы стриптиза. Казалось, ее хотели все присутствующие. Под гром оваций, слегка поклонившись, она королевой покидала сцену.

И теперь зал ревел за ее спиной:

– Браво!

– Еще!

– Про-сим! Про-сим! – скандировал какой-то краснорожий детина, обливаясь потом.

Войдя в свою гримерку, девушка устало опустилась в кресло. Откинувшись назад, она смотрела на свое отражение в большом зеркале. В дверь постучали. В гримерку вошел администратор Яша.

– Анжелика, ваши цветы. – Он, отдуваясь, положил на небольшой, изящный артистический диванчик огромную охапку цветов. Они издавали одуряющий аромат. – Вы, как всегда, – богиня. – Яша восхищенно, привычным жестом развел руками.

Анжелика устало посмотрела на него. Эту фразу и «разводку руками» она слышала и видела практически после каждого своего выступления. Они стали уже каким-то ритуалом.

– Твой гонорар, Анжелика. – Яша положил на столик конверт.

Девушка, прищурясь, чуть насмешливо глядела на него. Она всегда замечала, с каким вожделением он украдкой посматривал на ее точеные формы. «Небось хочется затащить к себе в постельку», – думала она, глядя на толстого Яшу Кройцмана.

Тем временем Кройцман достал из кармана свой пухлый блокнотик и, сощурясь, вглядывался в свои записи.

– Так, Анжелика, давайте уточним наши выступления. Среда, пятница и суббота… Правильно? – поднял он к ней свои печальные глаза.

Танцовщица кивнула.

– Ну что ж, великолепно. В таком случае я вас покидаю. – Яша хитро посмотрел ей в глаза. – Думаю, что у вас найдется-таки, с кем провести остаток этого вечера. Да и в более приятной компании, чем моя?

Анжелика улыбнулась уголком рта.

Стрелки показывали два часа ночи, когда девушка, перехватывая падающие из рук цветы, переступила порог собственной квартиры. Положив в темноте цветы на пол, она протянула руку к выключателю – и тут ее обхватили сзади, сильная рука зажала ей рот. Она дернулась, пытаясь освободиться, но руки сжали ее так, что стало понятно – не вырваться.

– Не кричи, это я, – прошептал знакомый голос.

Анжелика замерла. Она отказывалась верить ушам.

Ее отпустили.

– Кто?.. – не слишком уверенно произнесла девушка и обернулась. У стены темнела мужская фигура.

– Зашторь окна.

От этого голоса у девушки дрожь пошла по телу.

Двигаясь, как сомнамбула, Анжелика подошла к окну и задернула плотные шторы. Она обернулась. Неизвестный стоял на прежнем месте.

– Теперь отойди от окна, – последовала новая команда.

Она была на середине комнаты, когда вспыхнул яркий свет, ослепивший ее. Анжелика невольно зажмурилась. Вновь раскрыв глаза, она всматривалась, ничего не понимая. Да, совершенно верно, рядом с выключателем стоял ее отец. У этого мужчины были голос, фигура отца, его глаза, но – лицо?

– Папа?! Ты жив? – Она уже пришла в себя, нахмурила брови. – Что с тобой сделали? Где твое… где твое лицо?!

Бунчук не ответил, пересек комнату, опустился на диван.

– Устал я, доченька. Спиртное у тебя есть?

– Ты пьешь? – Она презрительно передернула плечами. – И потом лицо…

Он одним махом вскочил и тряхнул ее за плечи.

– Не забывайся.

Вот тут Анжелика окончательно поверила в то, что перед ней он – отец. Все еще в шоке, она машинально повернулась и направилась на кухню. Там достала из бара начатую бутылку коньяка и рюмку. Вернувшись в гостиную, присела в кресло. Налила отцу. Удобно устроившись в глубоком кресле, она откинула волосы и приготовилась слушать.

Бунчук одним махом опрокинул стопку в рот, посмотрел на нее, пустую, и налил снова. Откинувшись на диван, он удовлетворенно выдохнул. Напряжение, державшее его весь день, немного спало.

Действительно, узнать в этом человеке прежнего Федора Бунчука было почти невозможно. Его прежде мясистый нос стал более тонким, исчезло большинство складок и морщин. Можно было даже сказать, что он стал выглядеть моложе. Однако отсутствие мимики на его лице, характерное для людей, перенесших пластическую операцию, делало его облик несколько зловещим. Лицо теперь напоминало маску – пугающую и неживую.