Джон Фарроу - Ледяной город

Он через пуховое одеяло ухватил ее за большой палец левой ноги и держал его, пока она не вырвалась.

— Как ты это называешь? — с укором спросила она. — Эротическим стимулированием?

— Ты наконец снова вернулась к нашей теме.

Он раздевался при свете ночника, стоявшего у кровати на тумбочке. Она восхищалась прекрасной формой его груди, в меру упитанным торсом. Не особенно мускулистый, он был в отличной форме, а о том, что Селвин начинал стареть, свидетельствовали лишь несколько седых волосков на груди. Половой член у него напрягся — его вид привел Джулию в восхищение, она даже вскрикнула, когда он нырнул под простыню в ногах кровати, поджимая под себя сначала ее икры, потом бедра и низ живота. Она хотела было разыграть скромницу, но от новизны ощущений, нестерпимого желания и долгого ожидания у нее непроизвольно вырвались такие звуки, от которых ей самой стало стыдно, и когда он вынырнул рядом с ней из-под простыни, она, не зная, как себя вести, взяла и ударила его.

— Ох! Джулия! Ты такая… Такая…

— Какая?

— Настоящая.

— Да?

— И прекрасная.

— Ну вот, мы и приехали… Мужчины всегда стараются совратить женщин комплиментами.

Он закрыл ей рот поцелуем. Его губы были приятными, податливыми и одновременно ищущими. Джулия услышала свой вздох и ощутила радость от его поцелуя. В последний раз у нее это было так давно, ее последний дружок никогда не делал с ней ничего так медленно, так… методично. Она притянула Селвина к себе, пытаясь удержать, и в этом движении слилась с ним, и теперь ей хотелось его еще сильнее, ей хотелось его внимания, его общества, его любви, его самого, и это желание оказалось гораздо сильнее, чем все, Что она могла себе представить и хотела испытать. Обняв его ногами и двигаясь в такт его движениям, она снова почувствовала себя в безопасности, к ней вернулась ее раскованность и уверенность в себе. Безумие мира, отвага их совместной работы и риск предприятия, в которое они ввязались, возбуждали ее еще сильнее, все опасности, нервное возбуждение и напряжение обострили чувственность ее тела, ритмично следовавшего его движениям, и все, что они делали вместе, наконец стало обретать какой-то странный, острый, пряный, причудливый и эксцентричный смысл.

Она порывисто и сильно обняла его, но когда он прижался к ней, чтобы любить так, как позволяло ее тело, она почувствовала себя неловкой и неопытной глупышкой. Джулия снова услышала собственный вздох, стоны и еще какие-то странные звуки, которые вырывались у нее помимо воли. Наверное, чтобы совсем не потерять себя в этой буре чувств, одном непрерывно длящемся мгновении страсти, она молола какую-то чушь, с губ ее срывались пикантные непристойности, над которыми он от души смеялся, но теперь все ее существо безраздельно поглощало желание, и Джулия была ему безмерно благодарна за этот взрыв чувственного блаженства.

Он еще не входил в нее, просто распластался на ней, покрыв собой ее тело.

Поймав его ритм, Джулия двигалась вместе с Селвином в ночной тиши, чувствуя себя настолько защищенной от всех опасностей, которые грозили ее жизни, что это соитие ощущений как бы выносило ее за рамки времени, ставило вне его. Она часто дышала, чувствуя сильную дрожь в руках и ногах, слыша свой крик, и теперь в его объятиях она была и неистовой, и радостной, и бог знает какой еще… Тесно прижавшись к Селвину Норрису, она отдалась на волю одновременно бушевавшей в ней бури и снизошедшего спокойствия, в ней росла уверенность в том, что все обойдется, все будет в порядке, все будет просто замечательно.

Стараясь ее успокоить, мягко привести в чувство, он скользнул под нее, она оказалась над ним, и ему от этого стало еще приятнее.

— Ну, ладно, старичок, — прошептала она, — теперь ты к этому готов. Ты даже представить себе не можешь, как сильно я тебя хочу. Селвин, я очень переживала, я даже начала сомневаться в себе и в тебе. Иногда по ночам мне выть во сне хотелось. Ты знал об этом? Ты поэтому меня сюда привез?

— Бедняжка ты моя.

— Селвин, мне кажется, что их жучки у меня дома мне сами перемывают кости. Иногда по ночам мне хочется говорить, бормотать что-то, хочу, чтобы они пришли и схватили меня. Мне снятся сны о том, как меня пытают «Ангелы ада», а они настоящие дьяволы, они просто отвратительны. Не смотри так на меня! Со мной все в порядке, но за все мои мучения тебя ждет теперь страшная расплата.

— Значит, я выиграл, — услышала она его шепоток, сливавшийся с быстрым дыханием.

— Что ты сказал? — шепнула она в ответ.

— Я выиграл. Мы ведь с тобой поспорили, что сегодня ночью я выужу из тебя больше информации, чем ты из меня, даже если вопросы будешь задавать ты. Ты все мне сейчас о себе рассказала, девочка, до самого конца. Значит, я победил.

Она не могла не признать, что он просто великолепен. И это было хорошо, потому что ее жизнь зависела от его умения великолепно делать то, что ему надо было делать.

Уткнувшись носом ему в грудь, она гладила его плечи.

— Радуйся своей победе, чемпион, потому что сейчас тебе придется расплачиваться. Время настало.

Чтобы оставаться самим собой, Банкир и Джулия придумали особое развлечение. В холодный, солнечный, безветренный день они отправились на прогулку в парк на гору Мон-Руайяль, хоть это и было сопряжено с определенными трудностями. Но им на несколько часов очень хотелось позабыть о ролях байкерского банкира и его заботливой сиделки.

Они решили увильнуть от своих непростых обязанностей сразу после обеда. Джулию тяготила их постоянная зависимость друг от друга. И хоть ей было очень приятно иногда проводить время с Селвином Норрисом, все теснее с ним сближаясь и привыкая ему доверять, в основном она должна была оставаться с Артуром Дэвидсоном, на время превратившимся в Карла Бантри, или Банкира.

Знала она о нем совсем немного. Отсутствие информации ее порядком раздражало, потому что Артур стал своего рода символом ее безрассудства, человеком, который самым наглядным образом воплощал ее стремление подвергать опасности собственную жизнь без всякого на то рационального объяснения. Что он мог ей предложить, если бы эта опасность стала реальной? Не раз в ее присутствии — так, как будто ее не было рядом — Банкир разглагольствовал о том, как она могла бы устоять, если бы на нее начали давить. Но как бы сам он повел себя в такой ситуации? Почему Норрис так беспокоился о женщине, явно относясь с доверием к мужчине? Почему его тревожила молодая, а не старый? Первые испытания он прошел так же хорошо, как и она, но могла ли она доверить ему жизнь, если бы вдруг все пошло наперекосяк? Чтобы лучше разобраться в ситуации, Джулия решила прогуляться с ним в парке на горе, там, где они впервые встретились с Селвином Норрисом, и откуда открывался чудесный вид на этот вероломный город, надеясь во время прогулки выяснить то, что ее беспокоило.