Джон Фарроу - Ледяной город

Итак, личность молодой женщины была установлена. Санк-Марс понял, что ее жизнь в опасности.

— Зачем вы мне обо всем этом рассказываете, адвокат? Какой вам от этого прок? Или вы просто не в курсе, к кому следует обращаться по этому вопросу?

Гиттеридж провел пальцами по подбородку, потом стал теребить ослабленный узел галстука, пару раз он как будто пытался сглотнуть. Присущую ему елейную самоуверенность как ветром сдуло, и оказалось, что он гораздо лучше выражает свои мысли, когда сам напуган, а не тогда, когда хочет кого-то запугать.

— Вы хорошо знаете, Эмиль, что порой мне приходится работать с жестокими парнями. Это ни для кого не секрет — такая уж у меня работа. Но с недавних пор мне стало казаться, что в мире что-то изменилось. В былые времена существовала какая-то культура отношений, какое-то понимание, человеку давали жить, все понимали разницу между работой и личной жизнью. А сейчас вроде как новый порядок устанавливается, ко всему возникает другой подход, и некоторым из нас очень непросто к этому приспособиться.

Высказывания адвоката были слишком неопределенны и расплывчаты, чтобы Санк-Марс мог прийти к конкретным выводам. Что это за новая культура такая? Или это он в такой форме пытается высказать свое отношение к русским?

Гиттеридж тяжело вздохнул и сказал:

— Я имею в виду Акопа Артиняна.

— Да? — Санк-Марс безотчетно затаил дыхание.

— Они выяснили, что он был одним из ваших. Вот почему они сначала попытались обвести вас вокруг пальца, направив вас по следу ложного Санта-Клауса, а потом повесили на шею мальчика эту записку. Они хотели вас предупредить.

— Об этом не трудно было догадаться.

— Артиняну удалось кое во что влезть, хоть ничего серьезного он не знал, но и этого оказалось более чем достаточно. Вы знаете, что с ним случилось. Еще вы знаете, что произошло с человеком, который помимо своей воли оказал ему в этом помощь.

Прозрачный намек на Каплонского.

— И что из этого?

— Не надо, Эмиль, со мной в игры играть.

— Господин Гиттеридж, мы с вами оба играем в одну и ту же игру. Только этим сегодня с вами и занимаемся.

Адвокат отвел взгляд, склонил голову и снова занялся узлом галстука. Он выглядел как человек, решивший изменить свою жизнь.

— Эта девочка… Она провела внедрение очень профессионально. Теперь я выяснил, что она никогда не была спринтером, никогда не могла быть спринтером, потому что у нее деформированы кости ног, и это называется злокачественным смещением. Она использовала для внедрения меня. Это я помог ей проникнуть в организацию. Если я ее прямо теперь сдам, сегодня меня похлопают по спине, а завтра со стен будут мои ошметки соскребать. Вот так теперь дела делаются, так при новом мировом порядке занимаются бизнесом.

Санк-Марс ненадолго задумался. Новость была хорошей, просто замечательной. К «Ангелам ада» через их собственного адвоката был внедрен крот, и теперь адвокат до смерти напуган.

— Так что вы хотели мне сказать? — настаивал Санк-Марс.

Гиттеридж отошел на пару шагов, теперь он теребил пуговицу рубашки под узлом галстука. Возможно, он никогда раньше не переступал эту черту, и теперь, единожды это сделав, он понял, что в будущем все у него будет не так как раньше. Он отошел на шаг назад и сказал наконец главное:

— Планируется еще один взрыв.

— Кого же собираются разнести? — шепотом спросил Санк-Марс.

— Полицейского. Это все, о чем я слышал. Не думаю, что ваша кротиха знает больше, но можете ее спросить.

Они смотрели друг на друга, трубы радиатора булькали и тихонечко дребезжали, ветер с присвистом задувал в щель оконной рамы.

— Меня? — спокойно спросил Санк-Марс.

Адвокат пожал плечами.

— Вам ничего не обломится, если вы скажете, что взорвать хотят меня.

— Правильно, Эмиль. Если бы я стал строить догадки — а я иногда этим занимаюсь, — я бы сказал, что они собираются взорвать вас. Мы оба знаем почему. «Росомахи» уже получили хороший стимул для работы, им выделен большой бюджет. Если уберут вас, они вовсю разойдутся с благословения общественности, получат полную свободу рук и им удвоят бюджет, причем на долгие годы. Но я не могу с определенностью утверждать, будете ли это вы, другой честный полицейский или полицейский, работающий на них. Они лучше знают, как обстряпать это дело. Может быть, их выбор будет произвольным — я не знаю, мне это неведомо. Но в этой истории есть кое-что еще.

— Что именно?

— Внедренная девушка слышала этот разговор. Они будут за ней внимательно следить. Это может быть только проверка — стучит она или нет. Если только, Эмиль, они узнают, что предпринимаются какие-то меры или по управлению поползут какие-то слухи, — а об этом они узнают очень быстро, — от вашей девушки мокрого места не останется. Защищая себя, защищая любого, кто, по вашему мнению, может стать их целью, вы подвергнете ее смертельной опасности.

— Они в любом случае доведут дело до конца, проверка это или не проверка?

— Я в этом совершенно уверен. Это другой менталитет, Эмиль. И я не могу точно сказать, станете жертвой вы или кто-то другой.

— Когда они собираются это сделать?

— Обычно они не откладывают дела в долгий ящик.

— Где это может случиться?

— Это определится по ходу дела.

— Скорее всего, это будет бомба?

— Они любят шум.

— Что еще вы можете мне сообщить?

— Ничего. Ваша девушка, Эмиль, считает меня их подручным, но я к этому делу непричастен. Я только присутствовал при некоторых разговорах, которые слышала и она. Вот я и пришел прямо к вам рассказать, что я знаю. Они никогда не дают нам всей информации, раскрывают только небольшую часть общей картины. По новой системе все, кто на них работает, обязательно должны быть в чем-то замазаны.

— Все?

— Все без исключения. Я рассказал вам, Эмиль, все что знаю. Если только что-нибудь из этого просочится, им станет ясно, что в утечке виновата либо она, либо я. Если стукнула она, меня тоже прикончат, потому что я ее к ним привел. Если я, с ней тоже разделаются по вполне очевидным причинам. Ваша кротиха отдает себе отчет в этих последствиях? Я так не думаю. Не наломайте дров с этим делом, Эмиль.

Если бы Гиттеридж узнал, какую оказал Санк-Марсу услугу, он бы, наверное, сожрал собственную печенку. Перед тем как прийти в управление, ему следовало бы хорошенько подумать. Санк-Марсу приходилось действовать осмотрительно.

— Я ничего не знаю ни о какой девушке.

Адвокат ничего не ответил.

— Ваша озабоченность этим делом, господин Гиттеридж, получила должную оценку. Если дойдет до дела, я предприму все необходимые меры, чтобы освободить вас от какой бы то ни было ответственности в этом вопросе. Но теперь вы должны сделать еще кое-что.