Ивакин Геннадьевич - Десантура

-Вась, а Вась?

-М?

-А давай к нашим уйдем?

-В лагерь, что ли, Коль?

-Не... За линию фронта. Домой.

Кокорин приподнялся на локте и посмотрел на Колю Петрова:

-Звезданулся? Как мы линию фронта перейдем? Там фрицев туева хуча!

-А сюда мы как переходили, Вася? Немцы на дорогах сидят и на высотках. Мы лесами пройдем и все!

Старшина Кокорин сел. Осторожно почесал давно небритый подбородок. У девятнадцатилетнего пацана щетина растет долго. И очень долго колет подбородок. Особенно, если этот подбородок обморожен. Волдыри сходят, а под ними нежная, розовая кожа, через которую пробивается юношеская борода. И эта кожа снова обмерзает... А потом снова...

-А нашим, чего там скажем? - задумчиво произнес Кокорин.

-Скажем, что отбились, заблудились и вот...

-И пятьдесят восемь дробь шесть, вот чего!

-Сереж, я забыл...

-Шпионаж, придурок, - старшина матернулся на ефрейтора. - Вставай, надо обход квадрата закончить!

Ефрейтор Петров встал, кряхтя как древний старик, хватаясь за колени. Накинул тощий вещмешок. Поднял винтовку. Оперся на нее. Постоял. Вдохнул. Выдохнул. И поплелся вслед за Кокориным.

Тот, словно неустанная машина, тяжело шагал впереди, разрыхляя снег. Петров глядел с ненавистью в спину рядового. Он ненавидел сейчас все на свете - немцев, войну, зиму, снег, елки и лично старшину Кокорина. Он устал. Он просто устал жить - стрелять, думать о еде, спать на снегу - вся жизнь его состояла только из этого. Другой жизни у него не было. Он не знал другой жизни.

-Стой! - тихо крикнул вдруг Кокорин и остановился сам. - Слышишь?

Петров ничего не слышал. Кроме шума крови в ушах. Но остановился.

Кокорин показал рукой - 'ложись!' Петров послушно лег на ненавистный снег.

Кокорин махнул - 'за мной!' Ефрейтор напрягся и пополз за ним, неловко выворачивая ступни в мягких креплениях лыж.

Они подползли к маленькой полянке - истоптанной, как будто по ней стадо мамонтов пробежало. И испачканной кровью...

На поляне лежали тела восьми десантников.

В изорванных, грязных маскхалатах.

Без голов. Все без голов. Головы ребят были развешаны на окружающих полянку деревьях.

Кокорин привстал, пытаясь разглядеть страшный пейзаж. Привстал и неожиданно потерял сознание. Не то от ужаса, не то от истощения.

А ефрейтор Петров сглотнул слюну и пополз - как рак - обратно.

Он полз, стараясь не глядеть перед собой. Не видеть. Не смотреть. Забыть. Он цеплял пальцами, выглядывающими из дырявых рукавиц талый снег и запихивал его в рот, стараясь унять мучительную тошноту в желудке, пытающемся вырваться наружу.

Остановился он только после того, как дуло карабина ткнулось ему в спину.

-Юрген, еще один! - хрипло засмеялся чужой голос.

Петров ткнулся лицом в снег. И расцарапал свежий волдырь колючим настом. Сильная рука сдернула с ефрейтора подшлемник и схватила его за волосы.

-Еще одному конец, Дитрих!

Холодная сталь коснулась горла ефрейтора. И, в этот момент, он вдруг яростно закричал, выворачиваясь. Он зубами вцепился, рыча как волк, в руку, держащую кинжал, прокусил ее до крови и с наслаждением почуял теплую, солоноватую кровь...

Немец заорал и ударил его второй рукой по затылку.

А когда ефрейтор обмяк - резанул дрожащей рукой по горлу - раз резанул, второй, третий...

-Юрген, хватит! - смеясь, воскликнул второй эсэсовец.

-Он мне руку прокусил! - прорычал ему в ответ обер-шютце Юрген Клинсманн. А чуть позже поднял голову ефрейтора Петрова и насадил ее на сучок ближайшей березы. - Девять...

-Зато поедешь в отпуск! - ответил ему напарник. - Раненый большевистским зверем...

-Надеюсь он зубы чистил, - проворчал эсэсовец, зажимая запястье. - Мне еще заразы не хватало. Дитрих, бинт дашь или нет?

-Держи, - напарник протянул раненому пакет. - Ну если и зараза... руку отнимут и вообще на войну не вернешься. А потом как инвалиду тебе землю тут дадут...

-Не хочу я тут. Одни болота. Помнишь, на Украине какие земли? Вот я там надел возьму после войны. И тебе в аренду сдам. Ты мне поможешь или нет? - рявкнул Юрген на Дитриха.

Когда же повязка была наложена, в кустах - откуда выполз сумашедший русский - послышался стон.

-Еще один? - схватился за карабин Дитрих.

-Сейчас посмотрим... - проворчал Клинсманн.

Они подошли к кустарнику.

-Точно... Еще один... Будем резать?

Клинсманн собрался было достать свой кинжал с выгравированными рунами СС, но тут русский тяжело перевернулся и на ломаном немецком произнес:

-Нет. Не стрелять. Я есть племянник Вячеслав Молотов.

Немцы молча переглянулись. После чего Юрген сунул кинжал в ножны. А через час старшина Василий Кокорин стоял перед каким-то немецким офицером и рассказывал ему, что родная мать Васи Кокорина - Ольга Михайловна Скрябина - родная сестра наркома иностранных дел СССР Вячеслава Михайловича Молотова. А сам Кокорин - не старшина - а порученец командующего фронтом генерал-полковника Курочкина.

А еще через час офицеры штаба дивизии СС 'Мертвая голова' вынесли вердикт, сравнивая физиономию старшины Кокорина с газетной фотографией наркома Молотова - похож.

После чего Василий вдохновенно рассказывал немцам о том, что военная политика Советского Союза заключается в том, чтобы оттеснить Германию к границам сорок первого года, затем заключить мир и лет через десять-пятнадцать напасть на немцев и покончить с ними.

Обер-лейтенант Юрген фон Вальдерзее потом сильно удивлялся протоколу допроса. Но - когда он повторно допрашивал племянника Молотова - пришел к выводу, что это - возможно! лишь возможно! - старшина Кокорин не врет. Вернее, говорит, что думает. И, что он действительно племянник Молотова. Ведь фотографию сына Молотова - Григория, уже год находившегося в плену - он опознал, как и опознал фотографию Якова Джугашвили...

После допроса обер-лейтенант вышел на крыльцо и закурил, вслушиваясь в звуки далекого боя. Это проклятые десантники пытались прорваться к своим. Эх, если бы взять в плен кого-нибудь из русских офицеров... Но на такое чудо обер лейтенант Юрегн фон Вальдерзее рассчитывать не мог.

Интересно, этот старшина и впрямь племянник Молотова?

-А я откуда знаю, - удивился Тарасов. - Мне, знаете ли, о родственниках бойцов не докладывали.

-Странно, - насторожился немец. - По крайней мере, он сам мог рассказывать о таком высокопоставленном родственнике. Да и ваше ГПУ должно было следить за ним...

-НКВД.

-Ну да, энкаведе, - поправился обер-лейтенант. - Привычка, знаете ли. Так вот, ваши эн-ка-ве-де-чники...

-Энкаведешники, - снова поправил немца подполковник.

-Да... Конечно... Спасибо... Так вот, они должны были следить за племянником самого Молотова?

-Конечно, - криво улыбнулся Тарасов. - Должны его под белы ручки водить аж туда, куда царь пешком ходит. И прямо сейчас они, наверняка рядом с ним.