Ивакин Геннадьевич - Десантура

-Угум...

-Понятно...

И еще пару шагов.

-Ты только это... Не расслабляйся. Дорога еще долгая. Не близко мне. Тебя звать-то как?

-Угум...

-Угу, угу... - Андрей подтянул ремень 'ППШ'. Чтобы бил по другому месту. И снова зашагал.

Иногда падал. Идти по талым сосудам весеннего снега несколько тяжело.

Иногда падал специально, чтобы отдохнуть. Усталое тело все же требовало отдыха.

-Сто грамм бы сейчас. И покурить, да? Впрочем, тебе курить не надобно пока. Угу?

-Угум...

-И хлебушка...

-Угум...

-Нормально чего-нибудь можешь сказать?

-Мммм...

-Тоже не плохо... Идем?

-Угум...

Андрей снова зашагал вперед. Колючие ветки подъельника порой били по лицу. Сначала он оборонял лицо рукой. Потом перестал. Тугая веревка волокуш сильно сдавливала грудь. Он просовывал больные ладони в дырявых рукавицах под веревку. Но - тут же - выдергивал их обратно. Слишком больно елозит веревка по волдырям, сдергивая кожу.

Андрей шагал и шагал по следам батальона, незаметно отставая от него.

На второй день он упал.

-Не могу больше. Отдохну часик. Жив?

Раненый на волокуше молчал.

-Помер?

-Ммммм... - подал голос тот.

-Хрен с тобой, - устало ответил Андрей. - Наши потерялись. Иду по следам, пока. Слышишь?

Ответа не было.

На третий день он подполз к березе. Достал штык-нож. Срезал старую бересту. Потом стал отдирать молодую. Под тонкими одеждами березки обнажилось молодое зеленое тело. Он приник губами к этой зелени, слизывая влагу. Потом вгрызся зубами в эту зелень.

-Вкусно? Хочешь? Я тебе срежу кусочек.

Ответа нет.

Сколько времени прошло? Ни Андрей, ни раненый - не знали. В путь они отправились, когда Андрей съел всю свежую кору с дерева. Вроде насытился. Под зеленью свежей коры была сладкая, но совсем не жующаяся древесина...

-...Ты красивый, - шептала она ему. - Красивый и добрый. Пообещай мне, что вернешься, ладушки...?

Он кивал и делал еще шаг.

-Тань, ты потерпи, я вернусь, ты только жди...

Она шла перед ним. Маня к себе. Она - шаг. Он за ней. Он - шаг. Она от него.

-Вернись, мой хороший...

Иногда он засыпал.

Потом просыпался, и снова полз вперед.

Они должны дождаться. Должны!

Однажды ночью у него здорово прихватило живот. Андрей снял с себя веревку волокуш. Отполз в кусты. Расстегнул маскхалат. Снял его. Потом снял штаны. Сел, навалившись на какое-то дерево. Открыл глаза. Перед ним, мохнато распустившись почками, свисала ветка. 'Верба...' - понял он. Помнил из далекого детства, бабушка домой приносила. Верба да, вербное воскресение, да... Острая боль схватила низ живота. Он поднатужился. Не получилось. Он сломал ветку. Не удержался - обглодал мохнатки. Натужился еще. Потом заострил зубами конец ветки. И стал выковыривать из себя вчерашнюю березу. Потом потерял сознание.

Когда пришел в себя - потерял счет дням.

Просто полз.

Раненый на волокуше уже давно не отвечал.

Но Андрей с ним продолжал разговаривать:

-А ты не молчи, не молчи! Помер, поди? И что, это мешает тебе разговаривать? Ты же комсомолец, ты должен!

Иногда он спал. Свернувшись в клубок.

Иногда просто лежал, смотря в голубое апрельское небо.

Иногда просто полз.

Иногда снова теряя сознание от боли в животе.

А потом он увидел людей.

Они подходили к нему со всех сторон. Выставив вперед винтовки. 'Фрицы...' - понял он. 'Переодетые. Это они специально в полушубках и ушанках...'

Он стянул со спины автомат. От усталости ткнулся лицом в снег, мокро резавший лицо осколочками льдинок. Прицелился в одну из надвигавшихся фигур. Фигура упала еще до того, как он нажал на спусковой крючок. Автомат, почему-то, не заработал. 'Предохранитель...' - подумал десантник, но сдвинуть кнопочку не смог. Пальцы обессилили. Полез в подсумок за родной 'лимоночкой'. За последним шансом.

Но лишнее движение обессилело его и он опять потерял сознание.

Шел день шестой.

А потом он очнулся в госпитале, где-то под Москвой. Вместе с тем раненым, которого, как оказалось, звали Ильшатом. Как и почему тот оказался жив - никому не известно. Только Аллаху, но тот никогда об этом не расскажет...

А батальон капитана Жука вышел из окружения. Почти в полном составе.

Бойцы того полка изумленно провожали взглядами тощие, черные тени тащившие на себе живых и мертвых.

Десант своих не бросает...

-Ильшат? Жив?

-Жив, Андрюха! Жив! Повоюем еще!

-А то!

-Однако, к батальону вашего Жука мы еще вернемся, герр Тарасов. Расскажите мне вот о чем... Что произошло с вашей бригадой под деревней Черной?

-При первой попытке прорыва?

-Да, - ответил фон Вальдерзее.

-Как я уже говорил, бригада должна была выйти к деревне к назначенному сроку, но не смогла. Мы опоздали на сутки. Дивизии генерала Ксенофонтова должны были ударить раньше. Но, насколько я помню, никаких следов боя мы там не обнаружили. Естественно, при атаке деревни из замаскированных блиндажей и дотов по бригаде ударили пулеметы, был интенсивный минометный огонь, с флангов били два орудия. Первая волна десантников была буквально моментально скошена огнем. Мы потеряли, примерно, около сотни бойцов.

-Сто двадцать, если быть точнее.

При отсутствии поддержки атака была бы губительной. Особенно если учитывать моральное и физическое состояние личного состава, а также дефицит боеприпасов. Но я хорошо помню, что деревня была практически целой. Ни свежих пепелищ, ни воронок, - как будто в тылу.

-Это так, как будто в тылу, - подтвердил обер-лейтенант. - Атаки с внешней стороны не было. Более того, между деревней Черной, где форпост нашей обороны, и до линий русских окопов - не менее трех километров.

-И они не сосредотачивались для атаки? - мрачно удивился Тарасов.

-Насколько я знаю - нет.

-Мда... А радиограммы говорили совсем о другом.

-О чем. Ну, дословно я сейчас не вспомню, но смысл сводился к следующему...

**

-Они обезумели... - покачал Тарасов головой. - Они там точно обезумели...

-Что там, Николай Ефимович?

-На, читай... - Тарасов протянул лист радиограммы Гриншпуну:

Тот читал и глаза его расширялись с каждой секундой:

'Тарасову: Я продвигаюсь западнее и восточнее Черной. Двадцать третья и сто тридцатая стрелковые дивизии еще не заняли эти населенные пункты. Совместными усилиями мы прорвемся к Черной с запада и востока и обойдем их с северо и северо-запада. Эти действия будут отмечены красной и зеленой сигнальными ракетами. Я готов открыть артиллерийский огонь по Старому Маслову, Новому Маслово, Икандово, Лунево, Пеньково, Старое Тарасово и Новое Тарасово. В ходе марша к Луневу и Осчиди по радиосигналу откроем артогонь по указанным точкам. Ксенофонтов'

-Господи, да мы уже километрах в двадцати от Черной! - вспомнил Бога неверующий, естественно, особист. - Что делать будем, товарищ подполковник?