Олег Игнатьев - Дойти до ада

— Сколько их было? — спросил Климов.

— Пятеро, — ответил Петр, потом добавил: — Было.

Климов понимающе кивнул:

— Гнали, как зверя?

— До Змеиного ущелья.

— А потом?

— Я их всех там оставил, потом переоделся, добыл рацию, послушал, чувствую — тебя зажали мертво. Ну, я и подался к шахтоуправлению, но там прожектора, мать бы их так, — все как на ладони! — Петр усмехнулся, горько, сожалеюще. — Никак не подойти. Чуть не сорвался, когда увидел, как тебя тащат к «УАЗу». Потом узнал, что тебя в «дробильню» повезли, по рации сболтнули. Вроде вовремя подоспел. — Петр с улыбкой посмотрел на Климова. — Такие, брат, коврижки.

— Как в Афгане, — сказал Климов. — Помнишь тот кишлак, где мы вдвоем остались? Под Мукуром?

— Как не помнить, — вздохнул Петр. — Позор останется позором.

— В каком смысле?

— Да в таком: не надо было нам туда соваться!

— В тот кишлак? — не понял Климов.

— Нет, в Афган! — ответил Петр. — Зашли, чтоб выйти, получив по морде. Идиоты.

— Надо было оставаться?

— Да! — Петр еле сдерживал свой шепот. — Войну надо выигрывать, иначе незачем ее начинать. Уйдя с позором, мы на своих плечах внесли войну в свой дом. Поэтому и прячемся теперь, как крысы, в сортире. — Он хотел еще что-то добавить, но смолчал, махнув рукой, задумался, спросил: — Есть хочешь?

— Нет, — ответил Климов. — А вот несколько минут вздремнул бы перед боем.

— Покемарь, — согласился Петр. — Я разбужу.

Климов прислонился к стене, вытянул ноги, закрыл глаза. Ощущая тяжесть автомата на бедре, подумал о словах Петра. Наверное, он в чем-то прав. По крайней мере, ничего недосказанного между ними не осталось. Будучи человеком долга, Климов верил, что стремящийся к истине прав и в заблуждении, было бы стремление это выстраданным, как у его друга. Оставляя за Петром право на собственную точку зрения, принимая во внимание все его доводы, Климов не пытался наскоро разобраться в тех вопросах, которые вызывали сомнение. Он как бы оставлял их до того времени, когда, возможно, его взгляд на многие проблемы и конфликты несколько изменится. Но Климов точно знал, что хладнокровный и уравновешенный приходит к истине гораздо раньше, чем человек, спешащий порицать не соглашающихся с ним. Больше всего он не любил тихонь и безмолвных исполнителей. «Да, так точно. Да, все верно. Да, устроим». Все, что ни прикажешь, сделают. И никакого встречного вопроса или выдвинутой напрямую инициативы. Чаще всего неправ оказывается тот, кто издает указы. А тихий исполнитель норовит не путаться ни у начальства, ни у времени под ногами, как будто совесть — это пустое слово. Как будто справедливость — это не забота сердца, а некое привычное для слуха слово. Без чувства выбора нет чувства цели, долга.

«Ведь это же уму непостижимо, — думал Климов, чувствуя, что Петр пошевелился, сменил позу, — дать террористам взорвать город, взорвать газ. Пусть даже требования у них невыполнимые… Задача государства, всякой власти над людьми — обеспечение спокойной мирной жизни и, если надо, сохранение ее любой ценой. Сейчас задача эмвэдэ и контрразведки сводится к простому: надо у д о в л е т в о р и т ь все требования террористов, а затем уж расправиться с ними как придется. Иначе вся эта ситуация попахивает жуткой провокацией и фарсом. Пусть даже в операции будут участвовать и «Альфа», и спецназ, и президентская «девятка». Все это будет ложь, рассчитанная на того, кто видит мир в экране телевизора. Преступное противоборство власти с террористами толкнет последних на непоправимый шаг. Газгольдеры взлетят, и люди задохнутся. Их уже расстреливают каждый час».

Обдумывая сложившуюся ситуацию, он снова и снова приходил к убеждению, что к власти рвутся люди мелкие, завистливые, льстивые, в то время как правильно решать за всех — удел немногих. Истинная власть обременительна. Но, к сожалению, многие примеривают власть к своей персоне, как одежду, и, не разведя рук, кричат: «Как раз!» Не дай-то Бог отнимут, отберут, оставят без обновки.

Климов приоткрыл один глаз, увидел бодрствующего Петра и откинул тревожные мысли.

— Подъем, — сказал он вслух и резко встал. Петр поднялся тоже.

Климов приложил палец к губам. Они прислушались. Дождь с новой силой барабанил по карнизу, ветер вкривь и вкось раскачивал деревья. Вечерняя улица и фонари, с их сотрясаемой тяжелым ветром светотенью, заражали воздух старческим бессилием. Неисполнимо трудным делом показался Климову продуманный и обговоренный в деталях план. Но подбадривало то, что он был не один. Их было двое.

«Все верно, — оказавшись снова под дождем, подумал Климов. — Власть — сама по себе, народ — сам по себе, а между ними — бандиты. Вот такая расстановка сил. Сплошная провокация. Незаживающая рана».

Петр по-кошачьи ловко спрыгнул рядом. Автомат — наизготовку. Весь — внимание.

— Пошли.

— Сейчас, — попридержал его за локоть Климов, снова вслушиваясь в шум ветра и дождя, и указал в сторону леса: — Идем в обход.

Через час они были на месте.

Распределительная подстанция городской электрической сети представляла собой небольшую площадку недалеко от рудника, огороженную колючей проволокой и залитую светом четырех прожекторов. Центр площадки занимала серая приземистая двухэтажка, напоминавшая котельную. Вокруг — глубокий ров, заполненный водой, двенадцать мощных трансформаторов и частокол громоотводов.

«Осторожно — убьет!» — гласили желто-черные таблички, висевшие на проволоке внешнего ограждения.

«Это мы и сами знаем, — спрятавшись за кустом шиповника, подумал Климов. — Вы нам подскажите, где тут вход?»

— Со стороны рудника, — словно угадав его мысли, сказал Петр. — Там главный вход.

— Значит, мы вышли правильно, нам главный и не нужен.

— Тогда вперед, — решился Петр. — Встречаемся у бункера энергоблока.

— Рвем центральный кабель и уходим.

— Да.

— Ты к руднику, я — к шахтоуправлению. Встречаемся у восьмой штольни или у газгольдеров. Главное — найти взрыватель, вынести его и уничтожить. И не дать людям выйти наверх. Объяснить жителям, что их спасение — в бомбоубежище. «Альфа» и спецназ разбирать не будут.

— Само собой, — прогудел Петр. — По кумполу и дзындзырэлла!

— Ты там полегче, берегись, — предупредил Климов. — И еще, как будем в темноте перекликаться? Чтоб не задеть друг друга невзначай.

— А как в Афгане, — сказал Петр.

— Ты кричишь «салам»?

— Нет, — подтянул ремешок каски Петр. — Это ты кричишь: «Салам»! А я ору: «Алейким»!

— Надо же, забыл. — Климов сдвинул ближе к животу нож диверсанта, подвигал лопатками под бронежилетом. — Начнем.

Петр хотел сразу расстрелять прожектора, но Климов с ним не согласился. Могут поднять тревогу. Забаррикадировать и заминировать все ходы-выходы. Тогда к энергоблоку им не подобраться.