Сергей Зверев - Принцип мести

К вечеру река стала гораздо шире и чуть спокойнее, и хотя скорость течения замедлилась, нас это вполне устраивало – опасные повороты, подводные камни и водовороты остались позади.

– Как ты думаешь, они нас не догонят? – тихо спросила Даша.

– Мне кажется, все кончено. Для них. Они гробанулись на «вертушке». Все до одного. Все позади.

Теперь я понял, что означали одиночные выстрелы, раздававшиеся нам вслед: бандиты, прежде чем погрузиться в вертолет, расстреляли заложников. Быть может, не всех, но многих – часть из них они могли приберечь для получения выкупа.

– Почему Лема пошел против своих? – спросил я у Садовского.

– Он считал, что все они предали ислам. Мы часто разговаривали с ним, когда он охранял меня. Он был против работорговли. Против разбоя. Жаль парня...

– А мы потеряли Илию.

– Это тот праведник, которого распяли на кресте?

– Да. Это сделал Эрнст-киллер. Илия считал себя новым мессией.

– Возможно, он и был им. Просто мы не знали об этом, – сказал Садовский.

Мы причалили к пологому берегу с изумрудной травой и зарослями горного дуба, чтобы остановиться здесь на ночлег.

Мне снился странный эротический сон – будто я инструктор, обучающий личный состав женской полуроты саперному делу.

– Искать мины следует так: снимаете форменную юбку, приседаете на корточки и постепенно, шаг за шагом продвигаетесь по минному полю в направлении противника.

– Мне не понятно, каким местом мы ищем мины, – подает голос симпатичный белокурый ефрейтор.

– Тем самым, которым приседаете. Это самый чувствительный человеческий орган. Он распознает опасность за версту. Итак, делай раз...

Самое удивительное, что мои милые подопечные действительно находили мины...

Проснулся я от толчка в плечо.

– Сколько можно дрыхнуть! Вставая, твоя смена, – услышал я голос Садовского.

– Ты что, с ума сошел?

– Я тебя уже битый час тормошу. Результат нулевой.

– Сволочь, прервал такой сон...

– Отоспишься на плоту.

Делать было нечего: с белокурым ефрейтором и женской полуротой пришлось расстаться. Накануне, перед тем как лечь спать, мы установили двухчасовое дежурство. Мне выпала последняя смена – с четырех до шести часов утра. Предпоследняя соответственно, Садовскому. Он передал мне пистолет с тремя патронами и остатки жереха, пойманного и запеченного вместе с другими пойманными рыбинами в углях. Не знаю, как он умудрился развести с помощью огнестрельного оружия костер, но факт был налицо: мы прекрасно поужинали, обсушились и обогрелись.

Заступив на пост, я обошел окрестности (растяжки, установленные Садовским вечером, были целы), обследовал подступы к нашему бивуаку и, не заметив ничего подозрительного, вернулся к тлеющим головешкам костра. Спугнув пару пучкохвостных мышей, я сел на подстилку из дубовых ветвей. Вокруг было тихо, лишь мерное журчание воды и редкие всплески голавлей, охотящихся за всякой летающей живностью, нарушали предрассветный покой. На противоположном берегу паслось небольшое семейство оленей – это были мунтажки, пришедшие на водопой. Взгляд мой задержался на рюкзаке Железной Ладони. Я уже давно задавал себе вопрос: что в нем? Зачем понадобилось мастерам восточных единоборств, рискуя жизнью, возвращаться в монастырь? Стараясь не производить лишнего шума, я подкрался к крепко спящему, судя по его вздрагивающим векам, китайцу и развязал узел, стягивающий горловину рюкзака. Железная Ладонь зачмокал губами. Наверное, ему тоже снилась женская полурота. Меня это не смутило, не заставило остановиться – любопытство оказалось сильнее. В рюкзаке, к моему несказанному удивлению, покоилась... голова Будды. Да, это была голова Будды, снятая со статуи в пагоде. Быть может, мои азиатские друзья хотели уберечь ее от поругания и взяли с собой в качестве религиозной реликвии? Это предположение показалось мне не слишком правдоподобным. Сомнения мои усилились, когда я извлек из бокового кармана рюкзака нэцкэ – изображение Милэфо.

– Рюкзачок, рюкзачок, повернись на бочок, на один, на другой, мы подружимся с тобой, – прошептал я, не в силах совладать с охватившим меня волнением. У меня возникло ощущение, все больше переходящее в уверенность, что я стою на пороге какого-то важного открытия. Не за этим ли охотились террористы, с неимоверным упорством преследовавшие нас на всем протяжении нашего пути? Безусловно, они хотели уничтожить нас как опасных свидетелей учиненного ими беспредела. Но не только. Нет, не только.

Я приставил нэцке к точке во лбу Будды и тотчас услышал едва различимый щелчок сработавшего электронно-механического устройства. В голове буддийского божества, как в копилке, открылась продолговатая ячейка, в которую без труда можно было просунуть руку. Это был тот самый тайник, о котором говорила мне Миледи – почти до отказа он был набит пачками стодолларовых купюр. Я уже не сомневался, что передо мной – казна Богуславского. Здесь было несколько миллионов долларов, не меньше. Дрожащими пальцами я нащупал упавшую в траву нэцке и вновь приставил ее к точке во лбу Будды. Ячейка закрылась. На место микрочипа я положил в кармашек рюкзака свою статуэтку, затем завязал горловину и оставил все, как есть. Озираясь по сторонам, как вор (собственно, я им и был, поскольку украл ключ от тайника), я вернулся к костру, который от подброшенных в него веток потрескивал все сильнее. Теперь мне было понятно, чем так озаботились террористы и почему они так рьяно штурмовали высотку. Но это был не единственный вывод, который можно было сделать благодаря моей находке. Теперь я мог с большой долей вероятности предположить, что боевики действовали независимо от Богуславского и вопреки его воле. Они нарушили все планы последнего и чуть не умыкнули его капиталы.

Между тем пришло время утренней побудки – мы договорились подняться с рассветом и сняться «с якоря» не позже семи. Я энергично растолкал Садовского, очень рассчитывая на то, что он проснется на самом интересном, но встретился с его насмешливым взглядом.

– Доброе утро, страна, – проговорил он негромко. – Оставь э т о у меня. Так, на всякий случай.

Я сразу понял, о чем он говорит, и без лишних слов отдал ему микрочип.

Садовский легонько клацнул меня кулаком по челюсти. Я некоторое время соображал, зачем он это сделал, а когда сообразил, он клацнул меня еще раз.

– Это ты сдал меня «чеченам»! – воскликнул он с неподдельным возмущением.

– Это подстава!

Я бросился на него, пытаясь провести удушающий прием.

– Они называли твою фамилию! – не унимался он. – Подлец!

– Я тут ни при чем! Ты сам им продался, негодяй...

– Трус и предатель!

В общем, нам достаточно достоверно удалось разыграть сцену «встретились подлец с негодяем». Нас кое-как расцепили. Лицо Садовского украшала живописная царапина, мой глаз – оливковый синяк. Похоже, наша публичная ссора произвела впечатление – едва продравшие глаза мужчины крепко держали нас за руки, растрепанные после сна женщины возбужденно тараторили, призывая одуматься и прислушаться к голосу разума. Потом наши милые дамы чуть сами не передрались из-за нас, выясняя, кто прав и кто виноват. По всему выходило, что первопричиной конфликта и источником напряженности являюсь я. Но Даша слепо и безоговорочно, невзирая ни на какие доводы, приняла мою сторону; ее женская самозабвенная преданность польстила мне. Игнатий старался держаться к нам поближе, чтобы в случае необходимости подмогнуть мне, подставив надежное товарищеское плечо, и защитить Дашу от разъяренной Светланы.