Сергей Зверев - «Скаты» против пиратов

Тем декабрьским утром Торин ехал в колонию за человеком, которого собирался взять в свою группу. Кстати, это был единственный человек, вытаскивая которого Торин пользовался помощью Николая Николаевича Радзевича. Все-таки система исполнения наказания – не его епархия. Торин решил бы эту проблему и без бывшего генерала, но путь был бы гораздо длиннее. Сейчас Андрей Петрович вел машину в сторону колонии и думал о человеке, которого собирался вытащить. Опять заныла раненная когда-то нога. Торин машинально снял руку с руля и стал потирать голень правой ноги. Кажется, это была его единственная привычка, которая бросалась в глаза наблюдательному человеку, – привычка потирать ногу.

Итак, еще один претендент на членство в группе, думал Торин. Что из себя представляет этот человек, бывший майор морского спецназа Дмитрий Доронин, не на бумаге, а в натуре? Не придется ли уехать ни с чем, ведь провести год в колонии особого режима – это не шутка.

Торин прекрасно понимал, что может представлять собой так называемая особая комната, где происходили встречи и беседы с заключенными следователей, представителей проверяющих органов, администрации колонии. Андрей Петрович резонно полагал, что комната прослушивалась и просматривалась. А темы его разговоров не должны были достичь посторонних ушей. Пользуясь особым правом, которое позволяло ему решить вопрос об инсценировке смерти нужного ему человека и вывозе самого «оригинала» на волю с другими документами и другим именем, он потребовал беседы с подопечным на свежем воздухе. Причем чтобы в радиусе двухсот метров не было ни одной живой души.

– Посидим, – предложил Торин, рассматривая заиндевелые стены бывшего монастыря, – или, может, пройдемся?

– А я все равно сижу, даже если хожу, – мрачно пошутил Доронин.

Это хорошо, решил Торин, иронизирует, значит, чувство восприятия не притупилось. Он искоса поглядывал на Дмитрия. При своем росте метр семьдесят два Торин имел обыкновение сутулиться, втягивать голову в плечи, передвигаться на вялых ногах, отчего казался мужичком-замухрышкой с невыразительной внешностью. Со стороны его можно было принять за какого-нибудь инспектора отдела кадров, рядового бухгалтера или другого малооплачиваемого кабинетного работника. Доронин, даже просидев в колонии год, держался прямо, расправив плечи, и смотрел всегда перед собой, а не под ноги, как его сокамерники, быстро терявшие интерес не к жизни, а к существованию. Дмитрий казался ростом вдвое выше Торина, хотя разница составляла от силы сантиметров десять.

– Я бы хотел, Доронин, понять, что вы представляете собой как человек, – сказал Торин, – не вообще как человек, а как человек, который просидел здесь около года.

– А может, пойти вам куда-нибудь в… другое место со своими расспросами, – ответил равнодушно Доронин, остановившись и повернувшись к этому человечку. Это или какой-нибудь районный следователь, или заштатный журналистишка, или новый тюремный завхоз, которого интересует мнение его, Доронина, о том, почему в камерах так часто перегорают лампочки. Хотя Дмитрий не знал, есть ли в колонии завхоз и как он может выглядеть.

Человек как-то странно хмыкнул, поковырял ногой снег, а потом посмотрел Доронину прямо в глаза. От этого взгляда у заключенного пробежал холодок по спине. Он не сразу понял, что он почувствовал, но в глазах незнакомого человека блеснула холодная сталь. Доронин не знал, чего ждать, но чего-то ждать от этой встречи надо. Может, замены пожизненного заключения смертной казнью, почему-то это первое, что пришло ему в голову.

– Отставить, майор, – резко и холодно приказал человек, – я полковник ГРУ Торин и приехал сюда не сопли вам вытирать, а кое с чем большим. Отвечать на вопросы! Коротко, по существу, опуская ненужные подробности. Ясно?

– Так точно, – вырвалось у Доронина, но он спохватился. Глаза заключенного сощурились. – Только почему вы решили, что можете мне приказывать здесь и сейчас?

Торин довольно ухмыльнулся. Парень еще в форме; удивительно, но рефлексы не потеряны. Значит, не сломался, это на удивление сильный человек. Хотя чему удивляться? Только такой человек и мог взять вину на себя, зная, что ему грозит. Надежный и сильный человек этот майор Доронин.

– Ты глазами-то на меня не зыркай, майор… – сменил Торин свой тон.

– А я бывший майор.

– Офицеров бывших не бывает! – строго сказал Торин. – Или он не офицер. Меня интересует, Дмитрий, сломался ты здесь или не сломался. Осталось в тебе хоть что-то от офицера морского спецназа или ты амеба.

– А вы считаете, что здесь можно остаться человеком?

– Считаю, что нельзя. Но не потерять человеческого можно.

– Загадками изволите говорить, полковник, – усмехнулся Доронин.

– Ну-у, это еще не все загадки, – успокоил его Торин, – а если бы ты знал их все наперед, то не стал бы хамить человеку старше тебя и по возрасту, и по званию, как говаривал в свое время небезызвестный тебе Мюллер небезызвестному тебе Штирлицу.

Доронин остановился как вкопанный и круто повернулся к Торину всем корпусом. Казалось, майор готов схватить этого человека за плечи и вытрясти из него все, с чем он пришел. Но человек, назвавшийся полковником ГРУ, не стал ждать, когда его будут трясти.

– Так я продолжу? – спросил Торин с иронией. Доронин молчал. – Спасибо. Это меня интересует прежде всего для того, чтобы знать, а сможет ли полноценно жить и работать на свободе человек, который отсидел здесь целый год без надежды на освобождение.

Доронин стоял и сверлил полковника взглядом, не выражая больше никаких эмоций. Он уже догадался, что из ГРУ просто так с такими разговорами не приходят, что это какие-то изменения в его судьбе. И чем больше радости и надежды поднималось в душе майора, тем меньше эмоций отражалось на его лице. Что значит спецназовская закалка, одобрительно подумал Торин.

– Ладно, последний вопрос снимается, – кивнул Торин, – сам все вижу, не первый год на свете живу. Тогда мне интересно было бы узнать, а не бросишься ли ты, Дмитрий, сразу искать виновных и мстить? Мстить кровью. Может, у тебя есть такая всепоглощающая обида? А?

– Нет у меня обиды, товарищ полковник, – неожиданно спокойным голосом ответил Доронин. Причем именно это «товарищ полковник» особенно порадовало Торина. – Я знал, на что иду, и не жалею о содеянном. Так что претензий у меня ни к кому нет.

– Хорошо-о, – одобрил Торин, – я знаю, что у тебя отобрали все награды и лишили звания, но профессия-то осталась. Готов пойти опять по этой профессии?

– Рядовым, по контракту? – усмехнулся Доронин. Держался он все-таки великолепно.

– Нет, но по контракту. Да и не в армию, а частным образом. Чтобы избежать всяческих расспросов, поступим следующим образом: я рассказываю суть моего предложения, а ты потом задашь все вопросы, если они у тебя будут. Хорошо?