Валерий Горшков - В рясе смертника

Юрка даже взвыл от досады и, заскрежетав зубами, на секунду безвольно и подавленно распластался на холодном полу. Его мозг, с невероятной скоростью прокручивая сотни самых невероятных комбинаций, отчаянно искал выход из сомкнувшейся со всех сторон смертельной ловушки.

Джип! Как же он мог забыть о джипе? Только бы ключи от тачки оказались в кармане этого ублюдка, куском разорванного мяса валявшегося рядом с американским внедорожником в луже собственных мозгов!

Ползти назад, как ни странно, оказалось легче. Торопливо обыскав труп, Юрка, увы, не обнаружил в карманах Гитлера никаких ключей. Оставалось надеяться, что отморозок не оставил их где-нибудь наверху, в доме, а забыл в замке зажигания джипа…

Лыжная палка-костыль помогла Юрке вскарабкаться в кабину и, кусая губы, кое-как взгромоздиться на кожаное водительское сиденье. Не обращая внимания на непрерывный, судорожный, со сгустками кровавой слизи кашель, на колокольный звон, раздающийся в ушах, Юрка, холодея от страха окончательно потерять надежду на спасение, протянул руку, и… его пальцы сразу нащупали связку ключей!

Легкий поворот ключа по часовой стрелке, и мощный двухсотсильный мотор заработал!

Возможно, услышав пьянящий равномерный гул под капотом, Юрка даже закричал бы от радости, но он был уже физически не способен на это. Механически, словно во сне, Юрка повернул рычаг на рулевой стойке, включил галогеновые фары, осветившие через клубы черного дыма стальной прямоугольник гаражных ворот, двинул вперед ручку автоматической коробки передач, а затем до отказа выжал педаль акселератора…

Взревев мотором, забуксовав по бетону всеми четырьмя колесами, оснащенный хромированным отбойником тяжелый «Чероки» торпедой сорвался с места, с легкостью и адским грохотом вынес гаражные ворота и вылетел из объятого пламенем коттеджа. Ломанулся прямо, с треском снес хлипкую деревянную ограду участка в стороне от запертых въездных ворот и, заложив крутой вираж, выскочил на узкую раздолбанную дорогу.

Откуда-то издалека уже доносился надрывный вой милицейских сирен…

– Открой глаза, Аверин! – услышал я ровный, бархатистый мужской голос, показавшийся мне знакомым. – Коктейль давно подействовал, кого ты пытаешься обмануть? Не заставляй меня снова звать Крысу. Морфий с промедолом нынче стоит слишком дорого, а я человек жадный… Очухался?!.

Я разлепил тяжелые, в корке запекшейся крови веки и взглянул на человека, стоявшего по ту сторону ржавой металлической решетки. Да, мне не почудилось. Это был глава сатанистов собственной персоной. Оборотень, сменивший за свою фальшивую жизнь много масок, подобрал наконец самую подходящую внутренней своей сущности…

– А ты живучий, капитан, – ухмыльнулся бывший пастырь, покачав головой с прилизанными, собранными на затылке в длинный хвост волосами стального цвета. – И с рефлексами у тебя, похоже, полный порядок. Тренируешься, поди, у себя на острове?! Со штангой мышцы качаешь, груши околачиваешь… Вот и свиделись, капитан Аверин. Я смотрю, ты не рад встрече?

– Я не капитан Аверин. Я священник, и зовут меня отец Павел. – Я ощутил, как из разбитых губ на подбородок побежала соленая кровь.

– Нет. Ты уже не отец Павел, – посерьезнел гуру. – Теперь ты никто! Тебя уже нет! Из этой сырой ямы, – Каллистрат нервно ткнул указательным пальцем сквозь разделяющую нас решетку, – только один путь – к жертвенному алтарю. Это, – он опустил палец вниз, – родовая усыпальница, склеп. Раньше он принадлежал одной знатной католической семье. Оглянись. Сзади тебя – постамент для гроба. Здесь служили заупокойную мессу. Затем гроб опускали в яму… Прямо у тебя под ногами – гранитная плита, под ней четыре давно сгнивших трупа. Приятное соседство, не правда ли?!

– Мертвые не так страшны, как живые, – тихо ответил я, глядя не столько по сторонам, сколько на старого знакомого. Нас разделяло всего три шага – увы, совершенно непреодолимых в моем положении…

За прошедшие с нашей последней встречи годы отлученный от церкви отец Вячеслав, он же бывший зэк Вячеслав Милевич, сильно изменился и сильно похудел. Волосы поседели, окладистая борода исчезла, обнажив шрам, безобразивший подбородок, черты лица заострились, глаза запали глубоко под надбровные дуги. Не изменилось, пожалуй, лишь их выражение. Живые и льдисто-холодные, они по-прежнему смотрели сквозь собеседника, придавая главарю сектантов сходство со слепцом-блаженным, погруженным в свой бездонный внутренний мир. Или с давно утратившим всякую жалость палачом…

На Каллистрате был грубый вязаный свитер с высоким воротом, поверх которого висела золотая цепь с массивным перевернутым распятием. Вокруг лба повязана черная лента с красной каймой. На ногах узкие джинсы и короткие сапоги с металлическими накладками на носах. За его правым плечом в заляпанной воском нише каменной стены горела одинокая свеча. Ее мерцающее желтое пламя бросало дрожащие отсветы на покрытый каплями воды потолок, сырые, в плесени, стены и каменный пол склепа, обрисовывало силуэт чертопоклонника.

Казалось, здесь снимается голливудский фильм ужасов. С той лишь разницей, что мрачные декорации подземелья не были сделаны из папье-маше, что не жужжала кинокамера, не суетились статисты, а я и Каллистрат не играли заранее заученные роли. Все происходило всерьез, и ждать команды режиссера «стоп, снято!» было бесполезно.

Нас окружала жестокая, на грани безумия, чудовищная реальность. Под моими ногами находилась настоящая могила, а над головой – старое католическое кладбище. Наверняка расположенное вдали от города…

– Я вижу по выражению твоего лица, что ты проникся серьезностью происходящего, – внимательно наблюдая за мной, не без удовлетворения сказал Каллистрат. – Тогда тебе будет небезынтересно узнать, что тебя ждет… Я прав, батюшка?!

– Скажи, ты действительно веришь в то, что делаешь?

– О, да у нас идейные разговоры пошли! – холодно оскалился сектант. В полумраке мне вдруг показалось, что надменный взгляд Каллистрата на мгновение дрогнул, предательски вильнул в сторону. Впрочем, это могла быть лишь игра воображения, галлюцинация, вызванная сотрясением мозга. – Хочешь знать, действительно ли я сменил веру? – понизив голос, прошептал бывший священник. – Зачем тебе это нужно?.. Для тебя исход ясен. Вместо обещанного за служение Христу небесного рая ты этой ночью попадешь прямо в преисподнюю, к Князю тьмы. Падшему ангелу. Единственному настоящему богу!!! Ты кончишь жизнь ровно в полночь на могиле невинно убиенной девственницы Анне-Марии. Твое сердце пронзит ритуальный кинжал!

– Ты блефуешь, Милевич, – бросил я с вызовом. – Нессельроде, который уже горит в геенне огненной, успел слишком много мне рассказать, прежде чем его застрелили дуболомы-охранники… Видно, твой подельник чересчур понадеялся на то, что дальше его роскошного кабинета ни одно слово не просочится…