Александр Лукин - Сотрудник ЧК

Он заскочил во двор и, прежде чем женщина успела возразить, легко поставил тяжелую створку на попа.

– Фу-ты! – вздохнула женщина, удивленно разглядывая его. – Спасибочко!

– Не на чем. Дальше чего?

– Ничего не надо, я сама!

– Дальше чего, опрашиваю?

– Да вот, навесить хотела…

Он приподнял створку, протащил несколько шагов и прислонил к стойке ворота.

– «Навесить хотела»! – насмешливо сказал он. – Тут для мужика потная работенка, не то что для тебя, А зачем снимала?

– Да разве ж это я! Их еще при Деникине поломали. А мужика нет, починить некому, вот и взялась. Нынче много лихого народу ходит, без ворот никак невозможно. Я и досточек раздобыла по случаю.

Алексей постучал кулаком по прибитым ею доскам-они легко отошли от поперечного бревна.

– Починила, – покачал он головой. – Одно название, что ворота. Ну-ка, дай топор…

На женщину подействовала его уверенная повадка и грубовато-снисходительный тон. Она протянула ему топор, виновато бормоча:

– Привычки-то нет. Нелегкое все-таки дело…

Алексей выпрямил гвозди, погнутые ее неумелыми руками, и заново приколотил доски. Потом навесил створку. Пришлось положить камень под один конец створки, а затем, приподняв другой край и держа его на весу, попасть ржавой петлей на стерженек. Алексей взмок, пока ему это удалось.

Хозяйка суетилась вокруг, пыталась помогать, и из ее отрывочных восклицаний Алексей узнал, что муж ее вот уже два года воюет и что она живет с трехлетним ребенком и полоумной старухой свекровью. Работая, Алексей осмотрел все вокруг и понял, что лучшего места для наблюдения за живущей по соседству Дунаевой ему не найти. Ее двор, отделенный плетнем, был виден отсюда как на ладони: позади чистенького, свежевыбеленного дома стоял сарай с навесом для сена, а за ним находился такой обширный огород, что кончался он у другого дома, выходящего в соседний переулок. Ни заборчика, ни канавки, разделявших участки, Алексей не видел.

Наконец ворота были навешены, и Алексей отер лоб.

– Вот и вся недолга. Теперь тут как в турецкой крепости. А петли можно смазать, чтоб не скрипели.

– Смажу, спасибо за помощь, это уж я сама!

Алексей огляделся.

– Может, еще какая работа есть, хозяйка?

– Как не быть! Как не быть! Я-то одна, в хозяйстве мужская рука требуется. Да где ее взять? Нанять-то не на что…

– Это ничего! – сказал Алексей. – Сочтемся. Кормить будешь? За харчи я взялся бы.

– Да ты сам-то кто? – опросила женщина.

– Я из Одессы, – ответил Алексей.

Он наскоро сочинил историю о том, как работал матросом на рыбацком дубке и как товарищи оставили его, заболевшего тифом, здесь в больнице. Скоро, говорят, фронт отодвинется, и тогда рыбаки должны снова прийти в Херсон и забрать его с собой. А пока надо как-нибудь перебиться…

– Покормить, конечно, можно, – сказала женщина. – Что сами будем есть, то и тебе дадим. Не осуди, ежели не густо покажется.

– Что не густо, не беда, – весело произнес Алексей, – главное, побольше! Как у нас говорят: нехай хлиба ломоток, лишь бы каши чугунок!

– Ну пойдем, – улыбнулась женщина. Алексей явно пришелся ей по душе.

Первым делом он взялся чинить крышу старенького сарая, в котором содержалась тощая однорогая коза и с чердака которого было удобно наблюдать за соседним двором. Он вытащил из сарая штабелек сухих жердей, заготовленных еще хозяином, и принялся крепить покосившиеся стропила. Если говорить честно, то необходимости в том не было: крыша держалась еще достаточно крепко. Но зато эта работа не требовала особенного умения, что было немаловажно. Женщина принесла Алексею пилу, ржавых гвоздей и ушла в дом готовить еду.

И вот отсюда, с чердака, Алексей увидел странную группу, двигавшуюся по Маркасовскому переулку. Она состояла из трех человек. Один из них, одетый в мешковатый сюртук с оторванной полой, имел большие пушистые усы. То был не кто иной, как сам Воронько. Его спутника, человека богатырского роста и сложения, тоже ни с кем нельзя было спутать: Никита Боденко. А между ними, вобрав голову, плелся Владислав Соловых. Вот этого узнать было нелегко. На него напялили шинель и островерхий красноармейский шлем, один глаз завязали косынкой, из-под которой жалко торчал тонкий синеватый нос. Соловых вел чекистов в свое убежище…

Все трое быстро приближались.

«Куда они идут? – подумал Алексей. – Неужели к Дунаевой?»

Но группа прошла мимо.

«Странно, – размышлял Алексей. – Соловых привел чекистов именно сюда, в Маркасовский переулок. Значит, скрывался он где-то поблизости. Случайно это или нет?»

Спустя несколько минут Алексей увидел наконец ту, из-за которой, собственно, и подрядился в плотники.

Он мастерил возле сарая козлы для распиловки жердей, когда на заднее крыльцо соседнего дома вышла женщина в расшитой украинской блузке, синей шелковой юбке и щегольских сапожках на высоких каблуках. Широкая голубая лента скрепляла на ее голове толстую косу, уложенную короной. Статная, крутотелая, с кошачьей ленцой в каждом движении, она не спеша расправила руки, вытягивая их перед собой, отчего под блузкой стесненно напряглась грудь, и сладко продолжительно зевнула. Подрумяненное лицо ее с тонкими полосками бровей выражало скуку и ожидание.

Алексей понял, что это и есть Дунаева.

Скрытый кустами акации, росшими вдоль плетня, он хорошо разглядел ее.

Женщина медленным взглядом обвела кусты, огород, вечереющее небо, затем опустилась с крыльца и, покачивая бедрами, прошла по двору.

– Ишь, поплыла! – раздалось позади Алексея. Он оглянулся. Рядом стояла хозяйка.

– Что, засмотрелся? – Она осуждающе поджала губы. – Глаза не сломай.

Хозяйка приоделась. Вместо заношенной хламиды на ней была опрятная юбка и белая рубаха с широкими рукавами. Волосы покрывал чистый ситцевый платок. Теперь стало заметно, что у нее миловидное лицо.

– Уж и засмотрелся, – небрежно проговорил Алексей. – На улице день, а она вырядилась, будто на гулянку, вот и смотрю…

– Так и есть, – зашептала женщина. – У ей, что день, что ночь – все одно. Других дел нету, как нарядиться да погулять. Одни мужики на уме.

– Мужики?

– Ужасть сколько! – Женщина сделала большие глаза: – Ни стыда, ни совести у бабенки! И ведь только в прошлом году мужа похоронила! Муж-то у Деникина служил. Его красные ранили, он и остался в Херсоне секретно, когда белые отступили, думал за ейной юбкой отсидеться, а чека его тут и прибрала.

– Вот как…

– Она и полгода не прождала с его смерти, затрепала подолом. Нынче с одним красным летчиком спуталась, глядеть невозможно! Да разве он один!

Женщина сплюнула в сердцах и, оправив рубаху на груди, проговорила уже совсем другим тоном:

– Пошли, поснедаем, я борща наварила.