Сергей Зверев - Бастион: Ответный удар

Ох, дела. Почесав затылок, он отправился в ванную. Какой теперь сон?

Сентябрьское солнышко слепо щурилось, и дети в новой школьной форме (сплошная синтетика и мутант с двумя клювами на рукаве) торопились припасть к источнику знаний. Туманов достал брелок – «Кадет» приветственно бибикнул. Хуже нет – оставлять машину на улице. Но больно он поизносился накануне. Все силы ушли на Оксанку. Бог понял и посторожил.

Из подъезда по его следам выбежала соседка-долгожительница с пятого этажа.

– Пал Игорич, подождите минуточку, ух, устала гнаться за вами… Не успела, вы простите, молоко принесла, на плиту ставила…

– Не спешите, Марь Матвеевна, – Туманов скрипнул зубами. – С добрым вас утром. Случилось что?

– Утро доброе, Пал Игорич… Хотела с вечера зайти, да не было вас, а потом спать легла, давление скачет, и проспала, вы не обижайтесь… – Старушка наконец остановилась, пытаясь отдышаться.

Он не обижался.

– Марь Матвеевна, – работа в принципе не горела, начальник не опаздывает – он многозначительно задерживается. – Говорите, что случилось. Но без паники, хорошо?

– Да как же, Пал Игорич… Витальку забрали… – казалось, старушка сейчас заплачет.

Виталькой звали ее внука, шебутного отрока лет пятнадцати, которому Туманов весной устроил экскурсию в наркологический диспансер. Поймал в подвале с тремя такими же за сеансом – подростки самозабвенно вдыхали «Момент». Как водится у «кислотных», пытались возмутиться – но недолго. Для филиала концерна «Муромец», где Туманов выступал в роли начальника аналитического отдела, диспансер давно стал чем-то вроде подсобного цеха, так что поездка не была чистой благотворительностью. Вволю наглядевшись на пьяниц с «белочкой», на «ширевых» в ломке и более подробно – на превратившихся в овощную грядку ветеранов клея, Виталик определенные выводы сделал. Отец отбывал сельхозповинность (на его счастье, а то отбывал бы севернее, чудак приблатненный), мать погибла в перестрелке год назад, оказавшись с булкой хлеба между двумя бандами, так что кормить и лелеять подростка пришлось бабке. Авторитетный сосед с положением в обществе воспринимался Марьей Матвеевной как подарок судьбы, чем она периодически и пользовалась.

Путаясь в словах и впадая в мемуаристику, старушка поведала, как вчера днем прибежал друг Виталика Серега, лично видевший, как пьяного бабкиного внука самым драматичным образом заметал патруль. Бабка сбегала в РОВД, но там паренька выдавать отказались, а порадовали фразами вроде «сопротивление патрулю» и «хулиганские действия».

– Посадят парня, ведь посадят, а?.. – причитала старушенция, поглядывая на Туманова с какой-то неясной надеждой. – Маленький он совсем, да закон уж нынче строгий…

– Погодите, Марь Матвеевна, не надо расстраиваться раньше времени. И вообще не надо. У вас телефон работает?

– Работает, Пал Игорич… Виталик починил, у него ручонки золотые, кабы не Гришка, алкоголик проклятый, был бы парень как парень…

Гришкой звали отца Виталика, а телефон грохнул об пол сам сынуля недели три назад в знак могучего протеста.

– Вы вот что, Марь Матвеевна. Идите домой, а я узнаю в милиции про ваше чадо. Сейчас девять, в одиннадцать я вам позвоню. Таблетки дома есть?

– Да, конечно, спасибо вам, Пал Игорич, вы уж узнайте…

Под медной доской с надписью «Концерн «Муромец». Энский филиал» тянул папиросу гигант мысли Костя по фамилии Рогов – по кличке соответственно Рог – плечистый детина с травмированными ушами и впечатляющей шеей. Остальная фигура, затянутая в камуфляж, соответствовала. Директор филиала Кравцов в молодости посещал самбо, борцам симпатизировал, в людях разбирался и Рога время от времени на ворота ставил не зря – кого велели, впускал, а прочих разворачивал невзирая на форму, чины и кобуру на поясе.

– Здравствуй, Костя, – поздоровался Туманов. – Враги не приходили?

– Здравствуйте, Павел Игоревич, – боец выпятил грудь. – Не пройдут!

– Ну, бди, – кивнул Туманов и поднялся на пятый этаж.

Милена, она же Мила, она же Лена, кому как приятно, диспетчер отдела, вершила маникюр. Поздоровалась. Поднесла руку к лицу и стала одним проникновенным глазом рассматривать Туманова, другим – ноготочки. Ноготочки были высший класс. Правда, лак – отечественный.

– Звонили?

– Шульга из транспортного, – пропела Милочка. – Насчет использования порожняка, он перезвонит. Гарницкий, просил позвонить, он в сводке есть. Так, еще – Бежан Борис Андреевич. Я записала, вот, – Милочка послюнявила календарик: – «Если интересует рубероид, от двух вагонов, буду звонить после двух. Бежан». Все. Вот почта.

– Сводки принесли?

– Принесли, Павел Игоревич.

– Кофе есть?

– Есть, Павел Игоревич. Только это не кофе! – Девочка игриво подула на ноготок…

Он курил, прихлебывая насыщенную цикорием жижу. Настроение портилось. Черт явился за его душой, не иначе. «Если интересует рубероид»… Какое дело начальнику аналитического подразделения до строительных материалов? Целую вечность назад, чудом выбравшись с фабрики по производству зомби, попутно прихватив с собой очень привлекательную женщину, Туманов ощутил свою полезность и завербовался (читай, завербовали) в «Бастион» – нелегальную организацию неусидчивых вояк, возомнивших себя спасителями Отечества. В первые годы века это было не самой большой бравадой. Зачем им понадобился бывший опер – не совсем понятно. Возможно, по принципу «лишней веревочки в добром хозяйстве», возможно, по разнарядке. Тренировочная база, краткий отпуск, Чечня. Работал легально, под своим именем. Никому из «сотрудников» «Бастиона» не возбранялось участвовать в боевых действиях – лишь бы языком не болтали и выжили. Впрочем, добровольцем он себя не признавал: удовольствия от войны не испытывал. Очень часто вспоминал родную ментуру и до слез грустил. Номинально он являлся представителем штаба Объединенной группировки на том или ином участке, фактически – координатором, а нередко – и прямым участником событий. Дважды под Гей-Чу ввязывался в рукопашную, когда с одной стороны в мертвой тишине из-за хребта набегали обкуренные «душманы», с другой – озверелая с голодухи десантура. Бились до последнего. Превосходящий числом и побеждал. Не Альпы, не умением… Под Грозным, на пару с немногословным умником из ГРУ, которому Туманова ангажировали в качестве «парня на подхвате», провели акцию, отличились: направили банду на минные поля и сами ошалели – да неужто получилось? (Сто тысяч баксов работнику ФСБ за коридор – это, конечно, сказка для телевизора, но пять-десять – почему бы нет? У него жена, дети… Впрочем, умник из ГРУ получил больше.) Под Чапаевкой влупило по бронежилету. Неделю провалялся. Спасибо за отпуск. Четыре дня сладкой жизни пролетели, как в дурмане. Потом – Шарой, Сержень-Юрт. Новая власть. Кавказ тряхнуло по всему Большому хребту. Полыхнуло разом, словно сговорились. Из Алагира его вывозили на вертолете – очередь из РПК распорола бедро. Мягкие ткани пострадали. Месяц похромал – снова за работу. А работы навалом – наших били по всему фронту, потери несли жуткие, и, главное, никто не представлял, во что ввязались. Тогдашний куратор Гибадуллин отыскал его под Домбаем, подавленного, быстро спивающегося – отправил в Иркутск. Там к осени и оценил он по достоинству размах постигшего страну несчастья. Поначалу было ясно и красиво – развернемся, прижучим казнокрадов, приличных людей поддержим… Поддержали. Не все, правда. Кое-кто, явно замешанный в тогдашние игры, нынче пригрелся в ЦК НПФ, структурах пониже и неплохо себя чувствовал; кое-кто рванул на Запад. Чрезвычайщина, «восстановление армии», «наведение порядка»… Навели, спасители. Только в родном округе генерал-майор Буторин застрелился, не снеся позора, генерал-лейтенант Козырев расстрелян по приговору трибунала (вот тебе и слуга царю, отец солдатам), еще семеро получили сроки, десятка три уволено. А ради чего? Ну, заработали со скрежетом заводы, ну и что? Цены подскочили втрое, зарплата скрючилась, частных лавочек осталось с гулькин нос: не все, что удивительно, бизнесмены, возжелали вступить в НПФ. Новый «железный занавес» – отгрохали, православие на щит – подняли, доллар – упразднили. Реорганизованные спецслужбы, чувствуя звездный час, подняли головы. В один прекрасный день узнали про слово «Бастион». Тогда он и помчался в Энск, напуганный за судьбу единственного близкого человека. Доверенные люди сделали Динке билет, «коридор» – отправили с богом. Вернулся злой, потрясенный. Но не спился, как многие, работа засосала. Руководил одной из охранных структур в концерне «Булат», попутно содействовал диверсии на Байкальском ЦБК – дело «Бест» (заодно и на Ольхон сплавал, за редкой травкой сагандайлей – незаменимой от похмелья и для потенции). Руководил терактом в поселке «Ленинец» под Иркутском (царствие вам небесное, господин второй секретарь). Дважды проводил евреев через Кяхту. Когда пришли чекисты и стали хватать руководство «Булата» – предпочел не играть с судьбой. Сиганул в окно и, приняв грязевую ванну, скрылся в тумане. Всплыл в Лесосибирске – свои люди порекомендовали фирму «Енисей» – отсидись, мол, отдохни. Полгода не заметил как пролетели. «Ну ты даешь, брат, – присвистнул Гибадуллин, явившись однажды под утро – в цивильном костюмчике, с портфелем. – От тебя в этой дыре проку, извини, как от ядерщика в кошаре». И предложил трудоустроить на родине, в Энске. Сомнительная фирма (тогда «Муромец» и вправду был сомнительной фирмой), зато при должности – замначальника аналитического отдела. «Научишься, – пообещал Гибадуллин. – Город твой, менты твои, не всех еще разогнали, биографию оставим как есть, рекомендации – закачаешься. И шеф твой – наша креатура». Начальника аналитического отдела Мещерякова Сан Саныча «Бастион» действительно на чем-то зацепил. Пришлось подвизаться в подпольщиках. Впрочем, через месяц Сан Саныча не стало: прямо в рабочем кабинете 47-летнего службиста, никогда не жалующегося на сердце, хватил инсульт. Туманов, как наиболее перспективный, уселся на его место: Кравцов действительно разбирался в людях. Полетели недели… Прибыл связной, дал явку и код. Полетели месяцы… Познакомился с женщиной, лишившейся мужа (в Америку рванул, стервец), стали встречаться. Жизнь входила в колею. И вот оно, дождались. Ключевые слова – «если интересует рубероид»…