Илья Деревянко - Замусоренные

— Точно! — угодливо поддакнул Рябина. — Высший пилотаж! Научишь?

— Запросто, — покровительственно похлопал его по плечу «страж порядка».

«Самодовольный щенок! — с усмешкой подумал слышавший слова громогласного сержанта Окунь. — Профессионал, едрена вошь!!! Попался б ты мне, сука рваная, я б тебе показал, кто ты есть на самом деле!»

Неожиданно Владислава посетила рискованная, но крайне соблазнительная мысль. Несколько секунд он колебался, затем искушение взяло верх над осторожностью. «Была не была, — решил Окунь. — Грех упустить такую потеху!»

Пятак с дружками засиделся в «Золотой Розе» до самого закрытия. Вывалившись из кафе, он с изумлением обнаружил, что его машина исчезла (Владислав заблаговременно угнал ее и бросил в глухом переулке за несколько кварталов отсюда).

— Увели тачку, твою мать!!! — возмущенно завопил замусоренный и разразился многоэтажной руганью.

— Не волнуйся, — утешил приятеля сержант Петров. — Завтра же найдем!

— Да-а, а сейчас придется пешком топать, — плаксиво заныл Рябина.

Он ошибался. Никому из них «топать пешком» не пришлось. Появившийся будто из-под земли Окунь тремя короткими ударами надолго привел гнусную компанию в бессознательное состояние, запихал тела в микроавтобус и погнал машину к заранее облюбованному месту казни…

Придя в себя, сержант Александр Петров обнаружил, что лежит на лесной поляне, возле глубокой ямы, крепко связанный по рукам и ногам. Рядом постанывали Рябина с Пятаком. В далеком темном небе светила луна. Поляну плотным кольцом окружали корявые, зловещие деревья.

— Очнулся, «профессионал»? — услышал Александр насмешливый голос. Над Петровым склонился крепкий парень с перебитым носом и тяжелым, наполненным лютой ненавистью взглядом.

— Г-где я?! Кто вы?! Что-то п-происходит?! — заикаясь, пролепетал сержант, крутость которого бесследно испарилась.

— Ты находишься на пересылочном пункте, — пояснил Окунь. — Та яма — лифт в преисподнюю. Я лифтер и должен доставить всех вас по назначению, то есть к чертям, которые уже заждались и изнывают от нетерпения.

— Ап-ап-ап! — зашлепал губами перетрусивший «защитник закона». В руке Окуня появился пистолет с глушителем. Оставив на время сержанта размышлять о превратностях судьбы, Окунь схватил за шиворот Рябину, подтащил к яме, поставил на колени и выстрелил в затылок. Мертвое тело сползло в могилу. Владислав не мешкая направился к Пятаку.

— У-у-у!!! — заскулил замусоренный. И вдруг взмолился: — Не убивайте! Пожалуйста! Я… Я… для вас… все что захотите!!!

— Как издеваться над человеком в присутствии его женщины — так орел! А как пришла пора подыхать, перессал?! — презрительно процедил Окунь.

— Я извинюсь перед ними! Заплачу за моральный ущерб! — в порыве отчаяния вопил Пятак.

— Деньгами позора не искупишь, а вот попросить прощения следует, — задумчиво произнес Владислав. — Не обманываешь, правда извинишься?!!

— Да, да, конечно! — затараторил окрыленный надеждой Пятак. — Мамой клянусь!

— Хорошо, тебе представится такая возможность… на Страшном Суде!!!

Владислав, аккуратно прицелившись, нажал спуск. Послышался приглушенный хлопок. Пуля угодила замусоренному точно в сердце. Окунь ногами подкатил труп к яме и спихнул вниз.

— Двое уехали, — обратился он к зеленому от ужаса Петрову и неожиданно спросил: — Хочешь развяжу?

— Что-о? — вытаращился сержант.

— Помнится, в баре ты плел, будто являешься «профессионалом».

— От-ткуда в-вы знаете?!

— Неважно. Мне хочется проверить твои бойцовские качества, короче, слушай. Если сумеешь сделать [24] В данном контексте — победить. меня — останешься жив, если нет — закопаю живьем. Во время боя обещаю не применять оружия. Согласен?

Петров простонал нечто утвердительное.

— Прекрасно. — Владислав развязал веревки и отошел в сторону. — Приступим!

Но сержант вместо того, чтобы проявить «профессионализм», развернувшись на сто восемьдесят градусов, бросился бежать. Пуля догнала его возле самых деревьев и, перебив позвоночник, швырнула лицом вниз. Окунь укоризненно покачал головой, схватил «стража порядка» за ноги и поволок обратно к «братской» могиле.

— Дерьмо ты собачье! — последнее, что услышал умирающий сержант в земной жизни. Душа его отлетела прямиком в ад.

— Ура-а!!! — восторженно взревели черти. — Дождались-таки!!! Ну иди сюда, дорогуша!!!

«Оказавшись в преисподней, атеист Петров наконец поверил в бессмертие души, однако вечная загробная жизнь не сулила ему ничего хорошего…»

Окунь засыпал яму землей, тщательно утрамбовал, присыпал сверху снегом, сухими ветками, подобрал гильзы и направился к оставленной неподалеку машине.

«Шакалы поганые! — думал он об убитых. — Куражатся над беззащитными людьми, а умереть достойно не умеют. Подобных паскуд и пришить не грех…»

Несмотря на гибель подполковника Кудиярова, оперативники по приказу начальника отделения Неелова, получавшего львиную долю от ментовско-васильковского криминального бизнеса, продолжали усердно охранять дом Николая Васильева. Однако самого полковника подстерегала беда, причем даже не со стороны фроловской братвы.

Как мы помним, Неелов догадался, что автокатастрофу Кудиярову ловко подстроили, и заподозрил в этом своего заместителя подполковника Зябликова, давно лелеявшего мечту «подсидеть» шефа.

Над головой Зябликова начали сгущаться тучи. Неелов поспешно собирал на заместителя компромат и усердно строил всяческие пакости. Зябликов сразу учуял неладное, начал принимать контрмеры, но силы были явно неравны. Внешне обе противоборствующие стороны ничем не проявляли взаимной ненависти, при встречах широко улыбались друг другу и разговаривали с повышенной любезностью. Лишь иногда в улыбках полковника Неелова проскальзывало едва заметное ехидство, так как количество компромата на заместителя росло как снежный ком. Зябликов впал в уныние. Лучшее, что ему светило, — пенсия, но могло получиться и хуже.

В понедельник семнадцатого марта тысяча девятьсот девяносто седьмого года подполковник Зябликов вернулся домой в отвратительном настроении. Он чувствовал — со дня на день грянет гром. Неелов пустит в ход накопленный компромат и тогда…

Жена накрыла на стол. Есть Зябликову не хотелось. Угнетаемый мрачными думами, подполковник вяло ковырялся в тарелке.